Дело в том, что с годами всякий человек не только дряхлеет, становясь мудрее, но может статься, что мудрость запоздает, и потому дряхлость начнет делать свои дела в одиночку, и тогда на поверхность станут выплывать непроработанные обиды, зависть, разного рода недовольства по совершенно диковинным поводам. Увы, но в свою старость человек далеко не всегда идет опрятным и очищенным, а в большинстве своем загруженным, перегруженным, а то и просто заваленным жизненными ситуациями, которые в конце концов и сформировали его старческий характер. Отсюда и недовольство, брюзжание, подозрительность, злословие, едкость языка и много чего еще, что не прибавляет радости и без того нерадостной жизни пожилых людей.
Все мы слышали, что тело стареет, а душа всегда молода. Возможно, так оно и есть, но подумать об этом всё равно стоит. А коли так, осталось только разобраться в том, каким образом проявляется эта самая молодость души, когда тебе за пятьдесят, за шестьдесят, а тем более за семьдесят или восемьдесят. Говорить об этом, когда возраст перешагнул за восемьдесят, вряд ли уместно, ибо это уже точно старость, а вот с шестидесяти до семидесяти с хвостиком и происходит борьба за право оставаться в строю. Интересов почти нет, но зато есть интересики, сил тоже маловато, но есть силёнка и полно страстей, и вроде как имеется или хотя бы должен быть жизненный опыт, а потому просто так в эти годы не сдаются, а сдаются с осложнениями, многопланово и с огромным количеством разного рода рефлексий, ступоров и выкрутасов. С пятидесяти начинается время чудачеств. Это когда женщина хватается за остатки молодости, а мужчина - за детали интеллекта, пытаясь сохранить фасад общепринятого.
Так когда же начинается наша с вами старость, и какие приметы можно считать наиболее верными, дабы окончательно убедиться, что вот оно и началось. Итак, первое и самое главное, — это начало изоляции, точнее, самоизоляции. Все мы в молодости любили компании, встречи, беседы и тому подобное, и вдруг начинаешь замечать, что туда больше не тянет, а сюда —тем более. А встречи происходят только по праздникам или в дни рождения, да и то все реже и реже. Настроение ниже среднего, говорить не о чем, а если свидание всё же происходит, то с оглядкой на часы и собственное настроение, и при этом остается странный осадок, что можно было обойтись и без этого. Уединение становится более желанным, и не важно, что теперь веселят телевизор или постоянные домашние дела. Главное, что ты один или одна. Телефонные разговоры заменяют всё, даже объятия и поцелуи. Больше хочется полежать или заняться тем, что не особо и нужно. На антресоли не залезаешь, около книжных полок не торчишь и постепенно привыкаешь к одной и той же одежде халатно-тренировочного фасона. Подарки складываются в уголок, и ты ловишь себя на мысли, что тебе особо ничего и не надо, поскольку всё есть. А если чего-то нет, так оно еще лучше. Человек легко адаптируется к минимуму, а излишек имущества начинает его раздражать. Дом не достроен, а из трехкомнатной квартиры жилой остается одна и, как правило, самая маленькая комнатушечка, где есть всё, что требуется тебе в жизни. Так вот, это и есть приметы старости. И если подобное стало с вами происходить в сорок, а то и раньше, считайте, что всё равно это случилось, и вы состарились, даже если пока еще неплохо выглядите.
Обычно то, о чем я только что сказал, не учитывается совсем, а отношение к старости выстраивается по классической схеме через поиск новых морщин и фиксацию седых волос на голове, через сухость кожи и общую легкую усталость и забывчивость, а ещё и при постоянном беспорядке в доме с присутствием только одного более или менее опрятного места, где, собственно, и проходит большая часть вашей немолодой уже жизни. У женщин это кусочек кухни или столик в спальне, а у мужчин — просиженное кресло или пролёжанный диван, где его поджидает телевизор.
Пишу и вроде даже улыбаюсь, а ведь дело-то серьезное, и миновать всего этого никому еще не удавалось. А коли так, то и хочется себя спросить: а зачем ты вообще полез туда, где и без тебя давно всё ясно и понятно? Признаться, не знаю, а все равно полез. Может, потому, что хочется найти наиболее безболезненные участки нашего с вами увядания и одряхления? И дело не в спорте, прогулках, диете и БАДах, а только в одном – в умении плыть по реке жизни достойно даже на подходе к её дельте.
Слышу: вот пойду на пенсию и займусь наконец-то любимым делом!
Так и хочется ответить: так чего же ты ждешь? Иди и занимайся!
И только намекнешь человеку об этом, он сразу меняет тактику, находя массу преимуществ в том, чем он занимается на работе. Как правило, аргументы слабенькие, но держат прочно, а всё потому, что это не просто работа, а вся его жизнь. А если она еще и любимая, значимая и с результатами, то это совсем скверно, потому как лишиться таковой означает конец всему, что, как правило, так и бывает. Иногда на помощь приходят внуки: вроде как та же работенка, но все равно это не то, чего бы хотелось, и это понимают все, кроме самих внуков.
Кажется, с постановкой вопроса справился, и теперь осталось отдышаться и приступить к ответам, точнее, к попыткам их найти.
Вообще-то старость — проблема комплексная, в том числе связанная с работой нашей с вами головы, а это уже не шутки. Мозг тоже стареет, что означает реальную угрозу всему, чем вы занимаетесь, дабы продлить молодость. Вы можете сделать безупречную пластику, но жизнь вас вырубит изнутри, причем именно через голову, но хирурги делать пластику мозга не умеют, а впрочем, оно и не нужно.
Когда мой возраст перевалил за сорок, то первое, чем я занялся, так это стал разрабатывать программу собственного старения, в которую вошли тезисы по непрерывной отточке главного и отделения от него второстепенного с последующей фиксацией на достигнутом. Чем-то это было похоже на позиционные бои с постепенным отвоевыванием разумных и посильных высот. Далее выбиралось что-то значимое и включалось в схему накопления. Всем остальным приходилось жертвовать, ибо таковы условия решения этой задачи. В какой-то момент ты начинаешь понимать, что если ты не перестанешь волочиться по жизни, то жизнь тебя изотрет вконец, а потому тактически выбираешь те ходы и дистанции, на которых не она на тебе, а ты на ней, а еще лучше, если ты с нею рядом. Уверяю, что такое возможно, ибо найденные решения позволили мне реализоваться в творчестве не на сто, а, пожалуй, на тысячу процентов. Как это? А очень просто! Скажем, что по некой писательской норме – одна книга за пять лет (а есть и такая), я выдавал по пять книг в год, так что сами понимаете, каков результат. То же самое было у меня и с музыкой, и с живописью, да и со всем тем, чем бы я ни занимался. Согласитесь, что это уже доказательство!
Теперь остается поделиться тем, что я делал для того, чтобы оно так и получилось. Конечно же, таких целей, как подняться в количестве, у меня не было. Я просто шел на результат, который, по моему мнению, мог бы получиться при условии гармоничного времяпрепровождения, а проще говоря, самой обыкновенной, но мудрой жизни. После сорока, пока голова моя была достаточно светла и ресурсна, я проделал огромную работу относительно перспективы собственной деятельности и, опираясь на чутье и факты, оставил для себя лишь то, что могло приносить мне радость и вдохновение. Видимо, я не ошибся, а потому подошел подготовленным к началу собственного старения. Конечно, я не могу учитывать особенности скрытой физиологии, но большинство из того, что поддается моему осознанию, учел и сделал не только выводы, но и динамические выкройки на ближайшую перспективу, вследствие чего стало понятно, чем я точно не займусь никогда. Многое из оставленного мною навсегда очень интересно, но сожаления нет никакого, ибо в этом и была задача: достигнуть именно такого состояния, когда без сожаления можно просто взять и отпустить многое и навсегда! А ведь это и есть реализация. Из жизни надо уходить тогда, когда тебе в ней больше делать нечего. Желательно это понять при здравом уме и не совсем рассохшемся теле. Как-никак в гостях хорошо, а дома лучше…

Терентий Травник. Из книги "И ветер следы оставляет ".