Вопрос: Здравствуйте, Терентий. Хорошо известно ваше выражение, что вера, в отличие от науки, не имеет ни одного противоречия с жизнью. В таком случае и моры, и глады, и страдания, как попущенные Богом явления, тоже не противоречат жизни, не так ли?
Терентий: Конечно, нет. А в чем вы видите противоречие с жизнью? Вероятно, вы видите противоречие с хорошей жизнью, но не с жизнью как таковой.
Вопрос: Получается, что вера всё оправдывает и покрывает, при этом даже дурное?
Терентий: Конечно. В своей полноте она держит ключи не только от рая, но и от ада, а иначе бы Христос туда не попал после своего воскресения. Он не исключил ад из жизни, а просто правильно указал всем нам то место, которое ему жизнью отведено.
Вопрос: Получается, что ад в этой жизни необходим?
Терентий: Не совсем так. У ада вообще необычное положение, впрочем, как и у рая. То и другое — отчасти самообразующиеся системы бытия. Иными словами, всякий из нас создает своими руками, мыслями и поступками собственный ад или рай.
Вопрос: В жизни будущей?
Терентий: Нет. До той еще дожить надо, а вернее, умереть, ад же начинается уже здесь и сейчас.
Вопрос: Как это можно понять?
Терентий: К примеру осознать, что рай отсутствует в вас.
Вопрос: А ведь бывает просто хорошо, но, скажем, не настолько, чтобы говорить о рае. Неужели это уже ад?
Терентий: Это не ад, но это плохо. Хотя и не настолько плохо, чтобы говорить об аде. И в этом абсолютно нет никаких противоречий. Трудность в том, что в вере мы стремимся закрепиться понятиями, большинство из которых которые не очень-то и нужны для неё. Вера— это не наука, требующая решений, а тем более доказательств, но взаимоотношение души с Богом, и происходит оно через сопереживание, сострадание, соучастие и сопричастность.
Вопрос: А слово? Молитвенное слово можно назвать взаимоотношением?
Терентий: Да. И это особенно важно в начале дороги к Богу и до тех пор, пока ум не успокоится, осознав, что он несколько лишний в этом диалоге. Ум анализирует, расчленяет и лишь частично синтезирует, как бы готовит материал для дальнейшего развития, которое осуществляется исключительно сердцем. Поэтому все, кто хоть как-то осознал духовную науку говорят о соединении ума и сердца. А я бы сказал даже о растворении ума в сердце. Тогда он замолкает и начинается подлинный разговор души с Богом, который не нуждается в словах, как и признания в любви мало что выражают по отношению к тому, что происходит в этот момент в вашем сердце, они в нем растворены. Любовь и вера молчаливы, а если и говорят, то как-то по-особенному: сразу в точку, с интонацией, намерением и желанием. Молчание - золото, но особое, ибо это золото любви. И опять же это не отсутствие диалога или разговора, а скорее его переизбыточность. Я, как поэт, это хорошо понимаю. И когда слово доходит до атомарного проникновения, тогда оно отходит в сторону и душа начинает одухотворяться. Душа выходит из одушевления и входит в одухотворение. Вы только вдумайтесь, как это звучит - одухотворение! И вот там-то нет никаких слов. Одухотворение, это предистория словотворчества. И если в начале было слово, то слово это было не просто у Любви, но и самой Любовью...
Вопрос: Вы пишете, что всё с Богом и даже то, что врозь…
Терентий: Да, именно так и есть. И то, что далеко от Бога, оно близко Ему как ничто другое. В Евангелии почти всё об этом, начиная с притчи о блудном сыне и заканчивая эпизодом с мытарем и фарисеем. И мытарь, и блудный сын оказались намного ближе к Истине, нежели кто иной, но только после осознания собственной неправоты, а это уже окончательное решение проблемы. И она бы не решилась, не будь они изначально не с Богом.
Вопрос: Вы не совсем поддерживаете идею преподавания Закона Божия в начальной школе. Почему?
Терентий: Да, это так. Я сторонник образования иного, скажем, советского. Для меня оно по-прежнему лучшее в мире, потому что создано при социалистической системе отношений между людьми. Лучшего образования мир пока не придумал, разве что нечто подобное было у ессеев, чем-то похожих на греческих стоиков, которые отказывались от достижений цивилизации и покидали города, предпочитая жить в пустыне, и практически не общались с другими соотечественниками. Они изготавливали всё необходимое самостоятельно и были идеологическими предшественниками христианского монашества. Но это только некое совмещение в рамках нравственности, поскольку, сами понимаете, речь идет о светском применении образования.
А Закон Божий— это не образование, а воспитание, а потому если его и осуществлять, то прежде всего в семье, а не в школе. Помните? Где двое встречаются во имя моё говорил Христос, там и я среди них. Так вот, имя это — не закон, а дух, состояние, и не надо его загонять в прокрустово ложе необходимости. Так мы потеряем всё и сразу — это как любовь по обещанию или брак по контракту. А дух Божий— он намного глубже и шире, и, скажем, советский дух во многом был тоже духом, причем, удивлю вас, духом именно Божиим, если не брать во внимание пережитки бюрократии и крючкотворства, а потому и вырастил он без церкви поколение не атеистов, а тех, кто с Богом во имя Его. Советская литература насквозь пропитана нравственностью, а ведь это — основа христианства. «Блаженны чистые сердцем, яко ти Бога узрят»,— это как раз про это.
Вопрос: Насколько, по-вашему, велика роль церкви в современном обществе?
Терентий: Думаю, что более чем в достаточной степени. Я всегда был против соединения церкви и государства. Безусловно, общность должна быть, да она и есть, но не более того. Если они соединены, то церковь превращается в контору, а государство — в секту. И то, и другое нежелательно.
Вопрос: Разделение — это как в позднее советское время?
Терентий: Нет. В советское время церковь не была вхожа в систему мировосприятия советского человека, что, на мой, взгляд являлось ошибкой. Не должно было быть соединения, но и утаивание тоже ни к чему. Всё остальное было нормально. Но даже при этом Церковь осталась не посрамленной выходками якобы коммунистов на всех промежутках их мытарств. Поэтому она так и расцвела ненадолго в начале перестройки, но ненадолго, пока не начала тонуть в капиталистическом болоте, заблестев излишне навязчиво куполами. Начало происходить перерождение куличей в кексики, икон в иконочки, разнообразностью епархиальных наград заинтересовались даже светские коллекционеры, архитектура некоторых храмов стала походить на пряничные домики, в общем заставили, а точнее позволили, а те и лоб расшибли... Впрочем, всё равно это достойная альтернатива нагромождению маркетов, мегамаркетов и разного рода офисов, кофеен и коучцентров. Хоть куда-то деньги были вложены не зря. Фантичность и ряженость вещи не стойкие, так что время покажет и проявит всё, что необходимо душе, а не уму.
Вопрос: Вы могли бы сказать, в чем для вас суть веры?
Терентий: Конечно. Прийти к любви. Вера— это метод, это система, если хотите, это — путь к любви. Законами веры человек обретает любовь, а по сути — Бога, ибо Бог — это не только Слово, но и слово любви, слово о любви и слово ради любви. И для меня это так и есть. Я это понимаю и принимаю полностью.
Вопрос: Спасибо, Терентий. Очень часто вы заканчиваете разговор словами «на связи», тем самым показывая, что вы её не прерываете. Это форма речи или убеждение?
Терентий: Конечно, убеждение. Даже когда человек вешает трубку, он все равно на связи. Это проявление любви – не прерывать связи даже в тишине. Это как молиться за усопших. Подумайте об этом, и если вы молитесь так, как положено, то поймете, что ушедшие всегда с нами на связи…
Терентий Травник. Из книги "Любовь к своему делу ".