У меня есть друг-музыкант. Зовут его Спиридон, он плохо слышит. Его родина — посёлок Провидения. Кто не знает, так это на Чукотке. В Москву приехал учиться ну и остался. По национальности он эскимос, а почему – Спиридон, он и сам не понимает, но ему нравится. Откровенно говоря, и мне. Всю жизнь Спиридон носит один и тот же свитер и постоянно учится играть на семиструнной гитаре. Не могу сказать, что это у него получается хорошо. А вообще-то дело совсем не в этом, а в том, что он мой друг. И вот когда он берёт инструмент в руки и, засучив рукава свитера, извлекает си-бемоль, наши души начинают разговаривать. Худо-бедно, но у чудаков это получается: находить общий язык там, где буква «е» не может обойтись без двух точек. Я всегда внимательно слушаю, как играет Спиридон.
Однажды он прервал игру и как-то серьёзно поинтересовался, что я думаю о его сочинительстве. Помню, что промолчал, а Спиридон обнял инструмент и невыносимо пронзительно посмотрел на меня сквозь глазки-щели. В своё время я учился в музыкалке. После лет тридцать просидел за фортепиано, но именно с этой минуты я стал по-настоящему слышать музыку.
Терентий Травник
Однажды он прервал игру и как-то серьёзно поинтересовался, что я думаю о его сочинительстве. Помню, что промолчал, а Спиридон обнял инструмент и невыносимо пронзительно посмотрел на меня сквозь глазки-щели. В своё время я учился в музыкалке. После лет тридцать просидел за фортепиано, но именно с этой минуты я стал по-настоящему слышать музыку.
Терентий Травник