Вопрос: Терентiй, очень часто в разных источниках многими людьми обсуждается вопрос свободы творчества. Как вы считаете, свобода – это венец творчества или его основание, фундамент?
Терентiй: Свобода… Вопрос понимаю так – с чего начать творческому человеку или чем ему закончить – в контексте свободы? Безусловно, свобода необходима любому человеку, который во всем свободен, кроме своего рождения и смерти. Почему необходима? Потому что человек несвободен в силу своего незнания свободы и неумением этим пользоваться. Как-то мне сказали, что вот, мол, мы не свободны, как птицы, не летаем… А зачем? Мы же не птицы, представьте, сидит ворона и сетует на то, что не бегает и не прыгает, как человек. Все созданы максимально свободными, а то, что не летаем, так это не велика потеря. Если бы мы летали, то Небо имело бы безобразный вид, все в точках, да и мусор летел бы сверху, а то и того хуже. Все – совершенно. Но вернемся к творчеству. С моей точки зрения, свобода в творчестве создается самим человеком, т.е. с тебя самого она и начинается. Именно тогда, когда ты творишь для себя, не на продажу, не за деньги, а просто берешь и творишь, творишь потому что так тебе хочется, потому что не можешь по-другому, а через какое-то время уже и не хочешь не творить, именно с этого и начинается твоя свобода, именно с этого момента ты и свободен. Поэтому достигнуть свободы в творчестве, я имею в виду, свободы личной, совсем несложно. Но, как только ты начинаешь жить за счет своего творчества, я не говорю сейчас об эпизодической продаже своих произведений (такое может случаться), а именно жить, т.е. делаешь собственное творчество источником своего существования; вот тогда и заканчивается твоя… коротенькая свобода. Сначала незаметно, а позже все больше и больше она исчезает и, наконец, окончательно гибнет. Я не сторонник коммерческого искусства, но здесь каждый самостоятельно должен установить свой разумный предел обогащения, и я думаю, это реально, если не впадать в грезы и бороться с сорняками алчности.
Почему теряется свобода?... Это, вполне, объяснимо. Дело здесь вот в чем. Когда твои идеи зависят от рынка, от конъюнктуры, когда твой заработок зависит от воплощения твоих идей, тогда, можно сказать, что ты несвободен, каким бы ты мастером ни был. Поэтому я сторонник той идеи, где художник имеет иной заработок, не связанный напрямую с творчеством, что оставляет для него свободу выбора и в поиске, и в воплощении своих творческих идей.
Я многопланов в творчестве. Когда я творю, то часто из параллельного направления, точнее сопутствующего основному, скажем, звукорежиссура к музыке или дизайн в интерьере, я делаю свой заработок, и это не искажает основной идеи моего личного творчества. Там я ремесленник и это не отражается на моем главном проекте в данный момент. В этом мне даже повезло, в своей многоплановости. Еще скажу, что главный проект я всегда, подчеркну, всегда делаю, не думая о деньгах, и тем более не за деньги. В этом моя свобода, которая для меня первостепенна. Даже если мне выгодно получить деньги за заказ, то это мною будет рассмотрено в рамках моих возможностей для честного его воплощения и, соответственно, деньги могут и не понадобиться.
Вопрос: У вас есть тайна – Гугушатия. Эту тайну вы воспели в стихах, музыке, фотографии. Воспели ли вы свою любимую Гугушатию в живописи?
Терентiй: Сначала хотел сказать, что нет, но вдруг подумал… Картин, напрямую связанных с темой Гугушатии у меня, думаю, что нет, если не считать все мои многочисленные мистически-сказочные полотна и графические рисунки. Но еще в школе и даже позже, я многократно рисовал эльфов и гномов красками и карандашами. Их было так много, что они были у многих моих однокурсников. Я их дарил на праздники и дни рождения. Известная, нашумевшая своей мистичностью стенгазета, созданная мною в годы моего обучения в 144-м полиграфическом училище, а это был 1984 год, еще доперестроечное время, отражала весь мир волшебства, все мои отношения со сказочным. Когда же в 1988 году я столкнулся с тайнами Гугушатии, то хоть и рисовал каждодневно, не стремился сразу отразить это в красках. Писал я много полотен, но эта тема мною была затронута в живописи минимально.
Вопрос: Многие художники еще в первых значительных работах заявляют свою «программу», которой кто-то придерживается затем до конца, а кто-то эту программу меняет и не однажды. Что вы можете сказать о своей программе, была ли она, как она менялась или не менялась?
Терентiй: Программы не было. Я в искусстве очень многообразен и многопланов. В некоторых журналах, в рецензиях на мое творчество я читал, что у меня есть даже свой почерк, но и его я никогда не вырабатывал и не вынашивал специально. Если и есть, то это, скорее всего, результат моей внутренней природы, отразившейся в живописи. На что я опирался, так это на мистичность, сверхсознание, идеалистическое философское мировоззрение, а с 1990 года на духовное и нравственно-этическое осмысление своего творчества.
Программу я не вырабатывал, хотя в свое время мой друг, Николай Ефремов, предложил мне возглавить творческий союз «Свеча и крест», который бы опирался, прежде всего, на нравственное искусство, но я не согласился. В искусстве, особенно раннем, я двигался интуитивно.
Вопрос: Многие художники отдают предпочтение серийным работам, считая, что они наиболее полно отражают их художественный замысел. Близко ли вам это?
Терентiй: У меня были серии пейзажей, например Истринская серия 1988 года, Рязанская серия, серии акварелей по Москве. Да, мне нравится такой серьезный, методично проработанный подход. Он результативен всегда. Но чаще я пишу конкретную, обособленную работу, вкладывая в нее всю свою душу, все силы и умение. Отдаюсь этой работе полностью.
Вопрос: Александр Бенуа, работая над картинами исторической тематики эпохи Людовика XIV, делился своими ощущениями: «... этот мир... сделался вдруг моим миром, чем-то родным, чем-то мне особенно близким». Я всегда считала, что в каждой своей работе, будь то историческое полотно или пейзаж, художник открывает нам свой мир, но, исходя из слов Бенуа, можно ли сделать вывод что, исследуя чужой, незнакомый мир, художник делает его своим?
Терентiй: Конечно. Настоящий мастер расширяет мир, дополняет его, вскрывает его и отождествляется с ним. Так и только так он, вживаясь в него, может передать состояние этого пространства и настроение точно и по возможности объективно.
Вопрос: Мне интереснее задавать вопросы самые разные, не группируя их по темам. Вам так удобно?
Вопрос: Мне интереснее задавать вопросы самые разные, не группируя их по темам. Вам так удобно?
Терентiй: Да, конечно. Задавайте свободно и легко. Меня это не смущает, скорее наоборот, помогает.
Вопрос: Можно ли выделить в вашей творческой судьбе живописца некие этапы, вехи? Что их определяет?
Терентiй: Да. Я часто об этом думаю в последнее время. А помогли мне в этом составлении, ваши коллеги искусствоведы. Они и определили периоды, я только подправил немного. Это такие: 1980-90, его я называю Театральным, я и работал тогда в театре художником по декарациям, сотрудничал с Феликсом Мокеевым, Сергеем Мелконяном; 1990-2000 – это Страннический период; 2000-2010 – Студийный. Их определяют глобальные переходы в моем мировоззрении и это весьма заметно в соответствующих этому времени произведениях.
Вопрос: У вас были паузы? В каком году вы перестали заниматься живописью? Это произошло резко? Чем это вызвано – вы поняли, что уже не станете великим живописцем, или, как человек разносторонне одаренный, многогранный, вы стали искать другие способы и возможности самовыражения?
Терентiй: Живописью я не увлекался, а жил в ней, жил упорно и самозабвенно. Стать великим живописцем не стремился, это не в нашей власти, а просто делал то, что не мог не делать. Я был, прежде всего, художником для московской богемы и уж потом только музыкант, фотограф, поэт и т.п. За 15 лет мною было создано так много полотен, что я просто стал «тонуть» в этом море цвета. Причин отхода, а не ухода из живописи, думаю, много. Теперь стало совсем ясно – не ухода, а временного перерыва, тем более нет-нет, но все-таки я иногда писал редкие картины даже в этом перерыве. Хотя я многим говорил, что возможно оставлю живопись навсегда, т.к. нашел более быстрые, емкие, глубокие, яркие способы самовыражения. К причинам отхода от живописи, косвенно относятся и потеря мастерской, и эмоциональная усталость в связи с разводом с Оксаной ее отъездом на «пмж» в США, и изменение взглядов, и новое духовное осмысление себя. Ну, и конечно же многие, неизведанные мною области искусства и творчества, науки и религии и т.д., которые меня волновали и привлекли, как инструменты самопознания, самоисследования.
Вопрос: Если я не ошибаюсь, последние ваши живописные работы датированы 1996 годом. Затем был перерыв до 2005 года, когда появилась небольшая серия – Таинственные рисунки. Предполагали ли вы в далеком 1996 году, что эта пауза в живописи затянется так надолго, практически до лета 2009 года, когда вы опять взялись за кисть и так много и мощно рисовали.
Терентiй: Да, предполагал. Более того я вообще не хотел возвращаться к живописи и издание книги «Осенний минор» было своеобразной эпитафией и моей кисти, и палитре. Потом выставка, несостоявшаяся, предложенная меценатом Николаем Ефремовым. Но возродило меня к живописи, как не странно именно идея «Pointe studio», я не только придумал авторский стиль, но и создал сотни декоративных предметов для интерьера и даже немного прославился, как декоративный художник. В перерыве до этого момента я иногда писал, но редко, думаю за эти 10 лет было создано не более 30 работ, да и то многие акварелью. Потом началась работа над сайтом и дизайн собственных музыкальных дисков, а это все тоже художественное творчество. С 1995 года я стал делать дизайн-интерьеры, есть даже журналы с фотографиями, где представлены статьи с моими квартирами-проектами. Это давало мне возможность не так тосковать об искусстве, хорошо заработать и построить не только дачу, но и получить хорошее образование в психологии. Ведь я в психологию пришел, как дизайнер-фэншуист, так меня звали коллеги.
Вопрос: Расскажите немного о своей «болдинской осени» 2009 года в живописи на родине ваших предков в Троекурово Рязанской области.
Терентiй: Это было необыкновенно. Как и со стихами. Я взял кисть и не мог остановиться – писал, писал, писал и… писал. Я получал необыкновенное наслаждение, слезы радости лились рекой. Я обрел новый мир, новую реальность. Потом писал на своей даче, в имении «Жамочкино» и тоже не мог остановиться. Именно она, эта новая волна, новая живопись послужили взлетной площадкой для создания, а точнее возрождения галереи «Delon’ь». Без этой силы я бы не дерзнул на воплощение такого большого проекта, как создание социальной гуманитарной галереи. Думаю работы, написанные в это время, будут творить с их хозяевами чудеса, настолько они заряжены силищей творческой. Вот увидите. Они обладают огромной творческой энергией после столь долгого воздержания в нем. Большая часть репродукций с них будет опубликована в нашем галерейном журнале.
К теме осени 2009 года мы еще вернемся…
Вопрос: Многие ваши картины находятся сегодня в частных коллекциях. Есть ли среди них такие, о которых вы сожалеете, что расстались с ними в свое время и которые вы с удовольствием вернули бы назад?
Терентiй: Нет. Все разошлось по правам и возможностям, но есть такие, которые я хотел бы показать тем людям (ценителям) сегодня, которые по праву заслуживают соприкасаться с ними. Раньше я дарил легко картины, как коробку конфет. Может, не все это понимали. Сейчас моя живопись обрела весомую ценность, но во многом благодаря моей известности, да и годы делают свое дело. Последние годы ко мне неоднократно обращались коллекционеры из других городов с предложением купить и дорого что-то из старого моего творчества. Но, увы, у меня почти ничего нет, да и никто и не продаст им картины из своих собраний. У картин своя, порой необыкновенная судьба. У меня таких картин много, это очень интересная тема – истории и легенды картин Травнiка. Может, когда-нибудь создадим дополнение к монографии, над которой вы сейчас работаете, связанное с судьбами некоторых картин. Время изменило отношение к моему искусству, оно стало востребовано. Книга «Осенний минор» внесла свою лепту в популяризацию моего искусства, хотя я задумывал ее, как философскую работу на тему живописи, хотя бы просто для того издать мои творческие дневники. Я читал немало спорных писем и статей, обращенных к страницам этой книги. Вот так и начали переплетаться литература и живопись в моей судьбе…
Может Гугушатия станет венцом моего единства в трех ипостасях – цвет, звук и слово… Поживем увидим…
Вопрос: Во вступительной статье «Простые чудеса строки, мазка и сердца...» к вашей книге «Тихий Свет» о. Василий Евпатов писал о созданных тобой образах, что они «... вызывают самые теплые и искренние чувства у читателя. Среди них есть как сложные, так и простые, но все они доступны и понятны: будь то графика или акварель, слово прозаика или витии – живица духовная каплет из его работ на сердце благодарного читателя и зрителя». Где пролегает грань между искусством духовным и искусством душевным на ваш взгляд?
Терентiй: Только в вере. Всякое искусство душевно, но в вере оно духовно. Там иные законы. Там жертвенность, благо и дарение. Вот и вся разница.
Вопрос: Известно, что душевное искусство – это чувственное, страстное искусство, оно устремлено к душе человека. Например, изображения Мадонны с Младенцем на полотнах великих итальянских художников. Духовное искусство устремлено к Духу человека, оно максимально приближает к Богу. Пример духовной живописи – икона – это «умозрение в красках». Как вы считаете, значит ли это, что духовное искусство – это церковное искусство? То же относится и к стихам – можно ли считать стихи прп. Варсонофия Оптинского духовными, а Александра Пушкина душевными? Ваши стихи духовные или душевные? Также и живописные работы?
Терентiй: Не мне оценивать свое творчество, а чужое тем более. Предоставлю это искусствоведам, критикам, зрителям, но… Я думаю, что любое деяние души и человеческое и Божественное. Душевность к Духу путь имеет, А Дух душевности не враг. Ведь слово наше ею веет, Когда к нему взываем мы… Нет, Жизнодавче не посмеет Отвергнуть искренность струны, Звучащей нотою сердечной. Божественно! И… человечно…
Вопрос: Сейчас многие художники пробуют писать иконы, но это не значит, что эти произведения будут духовными, так как известно, что икону, как образец духовной живописи, может написать не просто талантливый художник, а художник, пребывающий в аскезе, молитве, посте, то есть снискавший в духовном подвиге Божию благодать. Что вы думаете по этому поводу?
Терентiй: Отвечу кратко: где будет угодно, как будет угодно и кому будет угодно, там Господь и позволит. Не думаю, что аскеза помогает создать шедевр, иногда она вгоняет человека в прелесть и самообман. Думаю, икона будет там, где есть, прежде всего, вера, надежда и любовь, а уж потом и аскеза, по желанию творящего.
Вопрос: В предыдущей беседе мы обсуждали тему духовного и душевного искусства, пытались исследовать принципиальную разницу между ними. Я знаю, что вы много занимались изучением вопросов искусства и творчества, и у вас есть ряд глубоких исследований на эту тему. Немного процитирую некоторые ваши основные выводы: «Искусство ярко и эпатажно. Оно разряжает пространственную ситуацию и призывает более «оплотненных» людей к размышлениям о жизни. Творчество более фундаментально и правильно. Искусство бывает непринципиальным, порочным, часто вообще не имеет нравственной оценки, творчество имеет и должно иметь. Для того, чтобы «замутить» среду, особого ума не надо, а для того, чтобы вырастить, нужно выращивать уже из мути, другого не дано. Дух вырывается или рождается из смущений и ошибок, а творчество из искусства. Интеллектуальность базируется на искусстве и подразумевает любые варварские методы. Творчество регламентируется внутренним равновесием и внутренним нравственным импульсом. Засвидетельствовать себя в творчестве – это большой качественный прорыв. Искусство подразумевает споры, ссоры и даже войны. Войны – это плод искусства, искушений, искусов. Никогда из-за творчества войны бы не возникли, так как творчество – совершенно иной качественный взлет на небо. Гений и злодейство – две вещи несовместимые. Гениальность – это состояние творческих миров, там не может быть злодейства, а искусство талантливо, одарено, искусство имеет вибрации, свойственные изгибам и кривотолкам душевных состояний человека. Творчество – позитивная линия, в нем сложно пребывать, потому что каждый новый шаг требует ответственности и осознанности...».
Вопрос: В предыдущей беседе мы обсуждали тему духовного и душевного искусства, пытались исследовать принципиальную разницу между ними. Я знаю, что вы много занимались изучением вопросов искусства и творчества, и у вас есть ряд глубоких исследований на эту тему. Немного процитирую некоторые ваши основные выводы: «Искусство ярко и эпатажно. Оно разряжает пространственную ситуацию и призывает более «оплотненных» людей к размышлениям о жизни. Творчество более фундаментально и правильно. Искусство бывает непринципиальным, порочным, часто вообще не имеет нравственной оценки, творчество имеет и должно иметь. Для того, чтобы «замутить» среду, особого ума не надо, а для того, чтобы вырастить, нужно выращивать уже из мути, другого не дано. Дух вырывается или рождается из смущений и ошибок, а творчество из искусства. Интеллектуальность базируется на искусстве и подразумевает любые варварские методы. Творчество регламентируется внутренним равновесием и внутренним нравственным импульсом. Засвидетельствовать себя в творчестве – это большой качественный прорыв. Искусство подразумевает споры, ссоры и даже войны. Войны – это плод искусства, искушений, искусов. Никогда из-за творчества войны бы не возникли, так как творчество – совершенно иной качественный взлет на небо. Гений и злодейство – две вещи несовместимые. Гениальность – это состояние творческих миров, там не может быть злодейства, а искусство талантливо, одарено, искусство имеет вибрации, свойственные изгибам и кривотолкам душевных состояний человека. Творчество – позитивная линия, в нем сложно пребывать, потому что каждый новый шаг требует ответственности и осознанности...».
В этом смысле интересно мнение В.М.Васнецова – как-то в кругу друзей он восторгался древними фресками Ферапонтова монастыря, Спаса Нередицы и других. Кто-то из присутствующих заметил: «А ваши иконы, ваша роспись? Ведь это шедевр»! «О нет, – горячо запротестовал Васнецов. Так можно было говорить, когда русская древняя икона не была открыта. Ведь мне самому казалось в гордыне безумной, что именно я – и только я – понял дух древней русской живописи. Но когда реставрировали древнюю живопись и эти фрески в монастырях, отыскали древнюю икону, то открылся совершенно новый чудесный мир глубочайшего вдохновения и знания закона натуры, выявилось поразительное понимание взаимодействия цветов и техники живописи. Ведь эти древние живописцы, будучи связаны традицией и определенными формами, создали подлинную, настоящую живопись в самом глубоком ее понимании, а именно как игру красок. Это были не рисовальщики, как мы, нынешние, а были творцы, настоящие художники. Россия должна гордиться не современной живописью, так как мы вообще лишь подражатели, правда, своеобразные, на свой лад, но все-таки плетемся за Европой. Мы должны гордиться нашей древней иконой, нашей древней живописью: тут никого нет выше нас. Я сам думал, что я проник в дух русской иконы и что я выразил внутренний мир живописца того времени, что я постиг – это уже от гордости – технику того времени. Оказалось, однако, что я глубоко ошибался. Дух древней русской иконы оказался во много раз выше. Внутренний мир живописи того времени был гораздо более богатым в духовном смысле, чем дух нашего времени и нам далеко до их техники, до их живописного эффекта. Моя живопись – это только слабое отражение, притом еще выхолощенное, очень богатого мира древней русской иконы...». В этой характеристике нельзя не отметить искренности и большого мужества прославленного художника. Интересно в этом смысле замечание А. Хомякова: «Задатки, данные искусству неученою Русью, далеко еще не оправданы ученою Россиею».
Таким образом, в продолжение нашей беседы о душевном и духовном искусстве и, основываясь на ваших изысканиях, можно придти к выводу, что духовное искусство и есть творчество?
Терентiй: Позвольте мне ответить своими стихами:
Словенна благом наша жизнь
И благоделием воспета,
Ведь в сердце каждого монета
Таланта Божьего лежит!
Искусство – это искусство, а творчество – это творчество. Да, оно действительно духовно в своей природе. Иные рамки, иные мерки, иные знаки в нем, все так.
Вопрос: Эти ваши стихотворные строки – одни из самых любимых мною. Многим людям, знающим вас, известно, что вы обладаете еще одним редчайшим талантом – открывать способности у других людей. И не только открывать, но и вдохновлять их на творчество или хотя бы на сотворчество, посильную помощь в ваших проектах. Таким образом, вы помогаете людям, многие из которых считают себя заурядными и бесталанными раскрыться, дарите им возможность поучаствовать в ваших творческих проектах, стать сопричастными вашим творческим поискам и идеям. Что, конечно, неимоверно интересно для них.
Терентiй: Мне говорили это. Когда знаешь, что надо искать, то всегда найдешь. Талант есть в каждом из нас. Вероятно, я просто знаю, что надо найти. Вот и все.
Вопрос: Вы действительно считаете, что неталантливых людей не бывает?
Терентiй: Я так не считаю, я это знаю. Мы все талантливы с избытком. Вопрос в том, как приумножить его, но сначала открыть его надо в себе, откопать. Господь талантлив! Он же творит, Он – Творец! А мы Ему подобны. Надо этот клад найти, искать с детства. Разве мы не ищем? Вспомните себя в детстве.
Вопрос: Почему вам важно, чтобы в ваших проектах участвовали эти далекие от творчества люди, чаще всего и не представляющие, что они способны сочинять, писать, петь, рисовать и т.д.?
Терентiй: Именно поэтому и важно. Это шанс еще раз взять лопату и порыть в своих погребках и подвалах. Творческие они плывут без навигатора, а те, что нет, пока нет, как же их не брать с собой. Их и надо брать в путешествие. Сам умеешь – научи, сыт – накорми, силен – помоги. Только так, только так.
Вопрос: Вы сами, имея совершенно разносторонние дарования и способности, как-то в разговоре сказали, что уже не считаете талантливыми людей, которые имеют способности только в одной какой-то области, например, поэзии или живописи.
Терентiй: Да, это так. Потому что творчество – это Путь, талант – это средство. И то и другое нескончаемы. Нашел один гриб, ищи другой и так до корзины. Собрал корзину – вари суп. Сварил, давай корми. Накормил, открывай харчевню. Открыл и талант приумножился, помоги нуждающимся, помог – благодари Господа. В этом и есть Творческая жизнь.
Вопрос: Не слишком ли это высокая планка?
Терентiй: Высокая и единственная. Путь к Богу.
Вопрос: Не изменилось ли ваше мнение?
Терентiй: Изменилось, но как молодой дубок к взрослому. Подросло.
Вопрос: Может быть, правильнее для творческого человека не «распыляться», а вложить весь свой талант, всю свою энергию, усилия в какое-то одно направление и стать, например, гениальным поэтом или гениальным композитором?
Терентiй: А не надо никем становиться. Надо просто быть и жить. Помните: жили-были… Что касается распыления, то вы представьте дождь в одну точку на поле или свет солнца в точку или звук в одно ухо. Талант и мир не только стереофоничны, но и квадрофоничны, нанофоничны, а вернее полинемичны.
Вопрос: Но, возможно, в этой тонкой сфере вообще нельзя рассуждать такими категориями, поскольку талант, а тем более, гениальность – это дар Божий и гениями не становятся, а рождаются?
Терентiй: Родившись становятся, так было бы точнее. Гений – это Великий трудяга на планете с узкими плечиками, слабой спиной и неимоверной преданностью своему делу.
Вопрос: Некоторые художники, в частности Леонардо, любили по нескольку раз возвращаться к одной и той же картине, работая над ней годами. Такая манера свойственна вам?
Терентiй: Нет, это мне не свойственно. Я стараюсь работать быстро, быть в потоке и ценить вдохновение. Но есть полотна, и таких немало, над которыми я трудился не один год, скажем, «Пора покаянная», «Готика», «Магия». Они трудны по исполнению и большие по размеру, это тоже отражается на сроках. Вообще-то, я стараюсь не делать много эскизов, а лучше, если сразу приступаю к осуществлению замысла. Я нечерновиковый человек. Сажусь и рисую, и играю, и пишу. Это похоже на пропускание сквозь себя. В голове не отстаивается. В сердце, а дальше залпом в жизнь. Ну, вот такая манера.
Вопрос: Были ли у вас картины, которые вы не закончили по тем или иным причинам? В том числе из-за того, что идея работы по мере написания картины становилась скучной, изживала себя?
Терентiй: Нет, не было. Все полотна, за которые я брался, я доводил до конца, «до рамы», как я люблю говорить. Дело в том, что для меня творчество – это ответственность, огромная ответственность за талант пред Богом. Так было всегда, даже во времена, когда я и о Боге не знал. Я с раннего детства старался не бросать начатое или не начинал, коли не мог и не хотел. Бывает, что я долго делаю. Не один год, но до логического финала всегда довожу. Это моя природа. Перехожу из класса в класс «без хвостов». Помню, как в институте я лишил себя всех контактов и удовольствий, когда не сдал зачет, сказал «пока не сдам, то не включу музыку, ТВ и т.д.» И сдал, после слушал музыку. А кто захочет долго сидеть лишенным музыки в юности. Сейчас еще больше у меня появилось «сказано-сделано». С этим трудно жить. Но научился отказывать себе во многом, кстати, тоже непростая школа.
В искусстве надо распыляться, а как без этого радуги создавать. Но открою один секрет: ДО-ДЕ-ЛЫ-ВАЙ.
2012 год
Искусствовед Марина Васильева