В наше время научиться писать не так уж и сложно, да и вообще отправить куда подальше собственную неграмотность — тоже довольно просто . Интернет-словарь всегда под боком, и ошибки, особенно в электронном варианте, мало кого смущают: понятно ведь, какое слово написано, и ладно. Так что грамматика не так уж и страшна, как её раньше малевали.
В общем, научиться писать можно, но гораздо хуже, если научился, а писать-то особо и не о чем, а еще хуже, если нельзя, потому как только начнешь — повылезает столько оговорок и недосказываний, что впору переходить к художественной прозе, наделяя вымышленных героев всем тем, чего напрямую знать никому не следует. Вот так и рождаются разного рода детективы и любовные романы. Всю тяжесть содеянного берут на себя герои именно их страниц.
С мемуарами тоже надо быть поосторожнее, потому как если о ком-то не напишешь, забудешь – обидится, а кто-то прочитает о себе, и глаза на лоб вылезут: вот уж не ожидал – подумает. Мемуаристика — штучка тонкая, но ей верят. Анонимно нельзя, потому как ответственность с её степенями и определяет качество проделанной вами работы. Но особо не волнуйся: если Бог тебя к этому делу сподобил, то не посрамишь Его уж точно, ибо за спиной такого сочинителя всегда стоит его же совесть и, затаив дыхание, следит за каждым поворотом его мыслей: шаг влево, шаг вправо и – сами понимаете, что дальше... Так что пиши правду, правду и ничего кроме правды. А если не можешь, то лучше не пиши, ибо нет ничего тайного, что когда-нибудь, да не откроется. А суд за слово ох как суров: не отвертишься, не отмажешься, не отмахнёшься и даже не открестишься – сначала прикнопят, потом пришпилят, а там, глядишь, и пригвоздят. В общем, всё по-писательски – глубоко и окончательно!
Как-то раз один мой знакомый, студент литфака, принес мне почитать рукопись, на обложке которой было написано: "Мемуары без далеко идущих последствий". Заинтересовало... Взял и вечером — нырнул! Признаться, давно не получал такого удовольствия от написанного. Даже забыл, кого читаю и о ком, потому что захватило. Пересказывать бесполезно, а состояние схвачено точно. Когда возвращал, поинтересовался:
— О ком это?
И ответ поразил меня окончательно:
— О себе после семидесяти, — пояснил вундермэтр, добавив, что издавать не спешит: мол, пусть пока вылежится в столе, — и еще с более серьезным видом подытожил: настоящие писатели начинаются — с ящика!
Заметив мое явную настороженность, поспешил успокоить:
— Письменного стола!
Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».
В общем, научиться писать можно, но гораздо хуже, если научился, а писать-то особо и не о чем, а еще хуже, если нельзя, потому как только начнешь — повылезает столько оговорок и недосказываний, что впору переходить к художественной прозе, наделяя вымышленных героев всем тем, чего напрямую знать никому не следует. Вот так и рождаются разного рода детективы и любовные романы. Всю тяжесть содеянного берут на себя герои именно их страниц.
С мемуарами тоже надо быть поосторожнее, потому как если о ком-то не напишешь, забудешь – обидится, а кто-то прочитает о себе, и глаза на лоб вылезут: вот уж не ожидал – подумает. Мемуаристика — штучка тонкая, но ей верят. Анонимно нельзя, потому как ответственность с её степенями и определяет качество проделанной вами работы. Но особо не волнуйся: если Бог тебя к этому делу сподобил, то не посрамишь Его уж точно, ибо за спиной такого сочинителя всегда стоит его же совесть и, затаив дыхание, следит за каждым поворотом его мыслей: шаг влево, шаг вправо и – сами понимаете, что дальше... Так что пиши правду, правду и ничего кроме правды. А если не можешь, то лучше не пиши, ибо нет ничего тайного, что когда-нибудь, да не откроется. А суд за слово ох как суров: не отвертишься, не отмажешься, не отмахнёшься и даже не открестишься – сначала прикнопят, потом пришпилят, а там, глядишь, и пригвоздят. В общем, всё по-писательски – глубоко и окончательно!
Как-то раз один мой знакомый, студент литфака, принес мне почитать рукопись, на обложке которой было написано: "Мемуары без далеко идущих последствий". Заинтересовало... Взял и вечером — нырнул! Признаться, давно не получал такого удовольствия от написанного. Даже забыл, кого читаю и о ком, потому что захватило. Пересказывать бесполезно, а состояние схвачено точно. Когда возвращал, поинтересовался:
— О ком это?
И ответ поразил меня окончательно:
— О себе после семидесяти, — пояснил вундермэтр, добавив, что издавать не спешит: мол, пусть пока вылежится в столе, — и еще с более серьезным видом подытожил: настоящие писатели начинаются — с ящика!
Заметив мое явную настороженность, поспешил успокоить:
— Письменного стола!
Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».