Иногда, выступая перед аудиторией в двести, а то и в триста человек, мне удавалось добиться потрясающей тишины в зале и особого личного зрительского внимания. Случалось, было настолько тихо, что я позволял себе переходить на полушепот, читая стихи, и это при том, что я всегда максимально отдаляюсь от микрофона, работая с ним так, будто заставляю его быть предельно внимательным ко всему сказанному мною.
Мне кажется, что основная проблема у сегодняшних властей в том, что они, видимо привыкнув к сухой интонации истэблишмента, никак не могут найти нужный тон, желая донести до нас смысл происходящего. Примерно то же самое происходит и в передаче новостей, когда, слушая, хочется спросить вещающего: а вы сами-то верите в это? Помимо слов во всякой речи есть интонация, а значит, есть и звук, а потому, если хотите, чтобы вас понимали, не учитывать это нельзя.
С закрытием дикторской школы времен СССР в российский эфир хлынула волна косноязычия, кривословия и пристрастия к воплям со всеми вытекающими из этого последствиями. Сегодняшняя АЧХ речи тележурналистов в большинстве своем высокочастотна и гиперамплитудна: разговор стал орущим, ругань - вопящей, а вопли, в свою очередь, перешли в мат, который звукорежиссеры просто " запикивают". Эфир, призванный обучать и вразумлять людей, стал матерным и драчливым. Даже трудно предположить, что последует дальше. Понятно, что многие из этих девиаций - это сознательное воздействие на психику слушающих, так называемые «удачные» находки режиссеров, готовых за деньги обматерить и мать родную, но что-то человеческое должно же оставаться, а так и до свинства докатиться недолго, а дальше — швах.
Есть ряд журналистов, которые усиленно вырисовывают свои слова и настолько компрессируют свою речь, что и слушать их невозможно, не говоря уже о том, чтобы вникать в сказанное. Конечно, риторика – это великое искусство, но рассуждения мои обращены сейчас не к корпусу часовых или охранников, а к тем, кто обязан владеть речью профессионально. И при уровне нынешней журналистики нет ничего удивительного, если люди, слушая новости, толком ничего не услышат, а услышав, — не поймут. И даже то, что является правильным по содержанию, зачастую так и не доходит до аудитории, и в большинстве своем виновата в этом именно форма подачи материала. О чем можно говорить, если при сообщениях о беде из уст дикторов или ведущих исходит интонация удивления или осуждения, а в оценке каких-либо неточностей жизни слышится нравоучительный мотив.
В эпистолярном жанре одним из признаков дурного тона и общего бескультурья была и есть манера, когда пишущий то и дело что-то выделяет в написанном заглавными буквами или ставит забор из восклицательных или вопросительных знаков, лишая читающего возможности самому разобраться в прочитанном, внося в его оценку ненужные, а порой и не совпадающие со смыслом эмоции. Так и в живой речи подобная акцентация может перечеркнуть смысл того, что имеет определенное содержание. Здесь вспомнился возглас Аркадия Райкина : «Где вы БЫЛИ с восьми до одиннадцати?!» Впрочем, там-то как раз — всё к месту и просто гениально!
Терентий Травник. Из книги "Вечерняя звезда"
Мне кажется, что основная проблема у сегодняшних властей в том, что они, видимо привыкнув к сухой интонации истэблишмента, никак не могут найти нужный тон, желая донести до нас смысл происходящего. Примерно то же самое происходит и в передаче новостей, когда, слушая, хочется спросить вещающего: а вы сами-то верите в это? Помимо слов во всякой речи есть интонация, а значит, есть и звук, а потому, если хотите, чтобы вас понимали, не учитывать это нельзя.
С закрытием дикторской школы времен СССР в российский эфир хлынула волна косноязычия, кривословия и пристрастия к воплям со всеми вытекающими из этого последствиями. Сегодняшняя АЧХ речи тележурналистов в большинстве своем высокочастотна и гиперамплитудна: разговор стал орущим, ругань - вопящей, а вопли, в свою очередь, перешли в мат, который звукорежиссеры просто " запикивают". Эфир, призванный обучать и вразумлять людей, стал матерным и драчливым. Даже трудно предположить, что последует дальше. Понятно, что многие из этих девиаций - это сознательное воздействие на психику слушающих, так называемые «удачные» находки режиссеров, готовых за деньги обматерить и мать родную, но что-то человеческое должно же оставаться, а так и до свинства докатиться недолго, а дальше — швах.
Есть ряд журналистов, которые усиленно вырисовывают свои слова и настолько компрессируют свою речь, что и слушать их невозможно, не говоря уже о том, чтобы вникать в сказанное. Конечно, риторика – это великое искусство, но рассуждения мои обращены сейчас не к корпусу часовых или охранников, а к тем, кто обязан владеть речью профессионально. И при уровне нынешней журналистики нет ничего удивительного, если люди, слушая новости, толком ничего не услышат, а услышав, — не поймут. И даже то, что является правильным по содержанию, зачастую так и не доходит до аудитории, и в большинстве своем виновата в этом именно форма подачи материала. О чем можно говорить, если при сообщениях о беде из уст дикторов или ведущих исходит интонация удивления или осуждения, а в оценке каких-либо неточностей жизни слышится нравоучительный мотив.
В эпистолярном жанре одним из признаков дурного тона и общего бескультурья была и есть манера, когда пишущий то и дело что-то выделяет в написанном заглавными буквами или ставит забор из восклицательных или вопросительных знаков, лишая читающего возможности самому разобраться в прочитанном, внося в его оценку ненужные, а порой и не совпадающие со смыслом эмоции. Так и в живой речи подобная акцентация может перечеркнуть смысл того, что имеет определенное содержание. Здесь вспомнился возглас Аркадия Райкина : «Где вы БЫЛИ с восьми до одиннадцати?!» Впрочем, там-то как раз — всё к месту и просто гениально!
Терентий Травник. Из книги "Вечерняя звезда"