Реформа языка для государства при одновременной смене общественно-политической формации, как и отчасти подобная ей смена языка для человека, навсегда покинувшего в зрелом возрасте свою Родину, равносильна полному, «до самой капельки» переливанию крови в организме, причем в первом случае – в случае реформы - еще и без учета группы и резус-фактора.
В известном смысле это было настоящее злодейство. Россия пережила воздействие этой недоброй магии на стыке 1917-18 годов. То был абсолютный орфоэпиоцид, когда менялись ударения, окончания, приставки, были упразднены буквы «ять», «фита», десятеричное «i», а твердый знак стал употребляться только как разделительный, утратив прочие свои функции. Образно говоря, была снята последняя печать в виде точки над «i» - и этим был запущен в действие апокалиптический сценарий.
Изучая критику того времени в адрес реформы русского языка, мне не удалось найти ничего более или менее убедительного к тому, чтобы ее не осуществлять, но при этом не прозвучало и самого главного, а именно того, что подобные перемены окончательно и во всех смыслах меняют всю ментальную структуру общества, и реальный результат этого может проявиться только после ухода из жизни последних носителей прежних норм написания и произношения. К 2010 году это и произошло. Магический акт возымел силу, и Россия, вот уже как лет пять, живет в полном обновлении, и не учитывать появление в мире такой реалии, как «хомо советикус», более нельзя. Подобный акт отрезал нам возможность всякого возврата к России царской. Мы, если можно так сказать, пересажены в новую почву, и наши корни отныне - иные. Сейчас, когда укоренившееся зерно переходит в фазу выхода в стебель, крайне необходимо, чтобы наше восприятие мира было верным, и, как никогда, важно духовно-религиозное понимание жизни.
С 2010-го года на территории бывшего СССР возникло как бы новое государство: говоря языком программирования, поставлена иная, принципиально иная операционная система жизни. Россия вступила в фазу, когда всякая инновация, заложенная в нее сегодня, будет в недалеком будущем решать не только тактику и стратегию её внутренних процессов, но также и большинства тех, что касаются ее связей с внешним миром.
Поэтому именно сегодня весьма велик интерес к нашей стране со стороны окружающего мира, увы, далеко не всегда добрый. Ведь на планетарном уровне появилась среда, готовая вторично принять величайшее учение времени, принять приход Христа в мир. И этой средой стала Россия.
Возвращаясь к реформам языка, надо отметить, что подобные процессы в России происходили и до 1918 года. Это и реформа Николая Карамзина, когда он призвал в конце 18 века к применению в литературе, до того времени тяжеловесной по стилю, облегченной речи, приближенной к разговорной, а также более ранние реформы: церковный раскол патриарха Никона 1652 года, далее - появление в 1739 году "Письма о правилах российского стихотворства", в то время не особенно замеченного, автором которого был Михайло Ломоносов. В нем были сформулированы принципы нового русского стихосложения. Ломоносов не только утверждал, что вместо того, чтобы культивировать стихи, написанные по заимствованным из других языков схемам, необходимо использовать возможности русского языка, но и доказал это на практике.
Говоря о последней, революционной, реформе надо понимать, что все ее предшественницы, в отличие от нее, осуществлялись на единой почве российского самодержавия, и они, скорее, были подобны прививкам или, как принято говорить сегодня, «обновлениям», неким драйверам, но не реформе как замене самой сути сложившегося мировоззрения.
Вероятно, благодаря речевым новациям гения Пушкина, опиравшегося на смелость нововведений Карамзина, мы вправе сегодня говорить о возможности выстоять и сохраниться в условных рамках навсегда потерянных традиций. Очевидно, что именно современный русский литературный язык и станет языком написания новейшего бытия для России и для всего мира, станет языком бытия последних времен, языком Страшного Суда Божиего.
Терентiй Травнiкъ. Из писем и дневников.
В известном смысле это было настоящее злодейство. Россия пережила воздействие этой недоброй магии на стыке 1917-18 годов. То был абсолютный орфоэпиоцид, когда менялись ударения, окончания, приставки, были упразднены буквы «ять», «фита», десятеричное «i», а твердый знак стал употребляться только как разделительный, утратив прочие свои функции. Образно говоря, была снята последняя печать в виде точки над «i» - и этим был запущен в действие апокалиптический сценарий.
Изучая критику того времени в адрес реформы русского языка, мне не удалось найти ничего более или менее убедительного к тому, чтобы ее не осуществлять, но при этом не прозвучало и самого главного, а именно того, что подобные перемены окончательно и во всех смыслах меняют всю ментальную структуру общества, и реальный результат этого может проявиться только после ухода из жизни последних носителей прежних норм написания и произношения. К 2010 году это и произошло. Магический акт возымел силу, и Россия, вот уже как лет пять, живет в полном обновлении, и не учитывать появление в мире такой реалии, как «хомо советикус», более нельзя. Подобный акт отрезал нам возможность всякого возврата к России царской. Мы, если можно так сказать, пересажены в новую почву, и наши корни отныне - иные. Сейчас, когда укоренившееся зерно переходит в фазу выхода в стебель, крайне необходимо, чтобы наше восприятие мира было верным, и, как никогда, важно духовно-религиозное понимание жизни.
С 2010-го года на территории бывшего СССР возникло как бы новое государство: говоря языком программирования, поставлена иная, принципиально иная операционная система жизни. Россия вступила в фазу, когда всякая инновация, заложенная в нее сегодня, будет в недалеком будущем решать не только тактику и стратегию её внутренних процессов, но также и большинства тех, что касаются ее связей с внешним миром.
Поэтому именно сегодня весьма велик интерес к нашей стране со стороны окружающего мира, увы, далеко не всегда добрый. Ведь на планетарном уровне появилась среда, готовая вторично принять величайшее учение времени, принять приход Христа в мир. И этой средой стала Россия.
Возвращаясь к реформам языка, надо отметить, что подобные процессы в России происходили и до 1918 года. Это и реформа Николая Карамзина, когда он призвал в конце 18 века к применению в литературе, до того времени тяжеловесной по стилю, облегченной речи, приближенной к разговорной, а также более ранние реформы: церковный раскол патриарха Никона 1652 года, далее - появление в 1739 году "Письма о правилах российского стихотворства", в то время не особенно замеченного, автором которого был Михайло Ломоносов. В нем были сформулированы принципы нового русского стихосложения. Ломоносов не только утверждал, что вместо того, чтобы культивировать стихи, написанные по заимствованным из других языков схемам, необходимо использовать возможности русского языка, но и доказал это на практике.
Говоря о последней, революционной, реформе надо понимать, что все ее предшественницы, в отличие от нее, осуществлялись на единой почве российского самодержавия, и они, скорее, были подобны прививкам или, как принято говорить сегодня, «обновлениям», неким драйверам, но не реформе как замене самой сути сложившегося мировоззрения.
Вероятно, благодаря речевым новациям гения Пушкина, опиравшегося на смелость нововведений Карамзина, мы вправе сегодня говорить о возможности выстоять и сохраниться в условных рамках навсегда потерянных традиций. Очевидно, что именно современный русский литературный язык и станет языком написания новейшего бытия для России и для всего мира, станет языком бытия последних времен, языком Страшного Суда Божиего.
Терентiй Травнiкъ. Из писем и дневников.