И если в начале было слово, то быть ему и в конце, ибо всякое творчество к этому и ведёт…
Обычно в детстве всякое соприкосновение с прекрасным начинается с рисования. Все дети, вне зависимости от того, получается у них или нет, любят рисовать. Лично я рисовал настолько много, что родители постоянно покупали мне наборы карандашей, и не столько от того, что я все их изрисовывал, а потому что от усердия постоянно ломал грифель. Дедушка, видя неполадки, брал перочинный нож и затачивал карандаши, отчего они таяли буквально на глазах. А рисовал я действительно много, и когда наряду с художественным кружком родители определили меня ещё и в музыкальную школу, то последняя мне абсолютно не приглянулась. Оставаясь верным первому, я до десятого класса честно прослужил в школьной редколлегии, был в таковой и во всех пионерских лагерях, а позже — в училище и в институте. А потому и не удивительно, что, обучаясь в техническом вузе, я намеревался его покинуть и поступить именно в художественное учебное заведение, что в конечном счете и произошло. Тем не менее музыка не спеша, но верно завладевала моим сердцем, а опыт у меня уже был: уже с 8-го класса я играл в школьном ансамбле на гитаре и фортепиано. А дальше мой художник и мой музыкант привели меня в среду московских хиппи тех лет, где наличие подобных увлечений, а то и навыков было почти необходимым.
В своем большинстве хиппи в СССР были людьми творческими, а потому к их краскам и нотам как нигде нужно было слово, а это — образованность, то есть знания, начитанность, умение говорить и рассуждать практически на любую тему, причем без всякого много - , а тем более пустословия. Большинство тогдашних неформалов писали стихи, рассказы, статьи, занимались личной журналистикой — в общем, знали и умели много. Среда хиппи дала стране такие имена, как Юрий Шевчук, Сергей Чиграков, Константин Кинчев, Виктор Цой, Борис Гребенщиков, Константин Никольский, Дмитрий Ревякин, Мария Арбатова, Михаил Леонтьев, о. Тихон (Шевкунов) и многие другие. Кстати, нынешнее монашество, равно как и священство, в основном было сформировано в начале 90-х именно из хиппи.
Так вот, примерно с 20 лет во мне и началось проклевывание литератора, а в 23 года, работая в ТАСС, я написал свою первую книжку стихов, издав её в домашних условиях тиражом впять экземпляров, а назвал своё творение так: «Крик в никуда». Несмотря на мою почти хроническую стеснительность, надо отдать должное моей в тот момент решительности, ибо за первой почти сразу последовала книга вторая: «Совсем как взрослый», а дальше, не желая, видимо, подводить вдохновение, поселившееся у меня в то время весьма надолго, я уселся за написание объемного труда с собственными взглядами и размышлениями на прожитую к тому времени и, на мой взгляд, весьма непростую жизнь, а назвал его «Лучина». Стоит отметить, что мою литературную форму выковывали как живопись, так и музыка. Живопись заставляла меня подводить философскую основу к нарисованному, а музыка требовала всё новых и новых песен, а это значит, что нужны были стихи. Учитывая, что рисование и музицирование я любил, то, сами понимаете, предать их, оставив без литературы, я не мог, а потому в 1990 году и приступил к постижению словотворчества без всякого умысла стать писателем, а тем более — поэтом. При наращивании моих литературных мощностей живопись постепенно стала уходить на второй план, а музыка перешла в бардовское звучание с одновременным написанием инструментальной музыки в разных стилях, вплоть до симфонической. Не заметив как, но таким образом я перешел на вторую ступень в школе творчества – музыкальную. Сегодня я хорошо знаю, что в школе творчества, как и в традиционном образовании, есть три ступени: начальная, средняя и высшая.
Итак, в творческом пространстве начальную школу представляет собой изобразительное искусство и все его виды. Средней школе принадлежит музыка, а высшей – литература и всё, что связано со словом, начиная с прозы, публицистики, поэзии и заканчивая философией, богословием, молитвословием и полным, можно сказать, гениальным молчанием, когда слово сказанное уже не имеет должной силы, которая необходима для отражения того величия и красоты, которое рано или поздно предстает пред всяким творящим человеком, прошедшим все три этапа и вышедшим из высшей литературной школы в мир божественного. Конечно, далеко не факт, что всякий сможет этого достигнуть, но путь этот открыт каждому, и он известен тем, что включает всё, начиная от зрительного и звукового постижения мира до внутреннего, то есть словесно - образного и всеобъемлющего . Так постепенно, начиная от детского рисунка в школе начальной, творящая душа переходит в среднюю (подростковую) музыкальную школу, а далее — в высшую, связанную со словом, когда необходимы не только знания, но и жизненный опыт, опыт решения и преодоления, опыт работы со своим характером и собственной природой, где теперь уже религиозное мировоззрение выходит на первый план, ибо без него двигаться не только бессмысленно, но и невозможно. Слово, если оно в творчестве, прежде всего духовно, потому как объединяет собою как деяние, так и созерцание.
Таким образом художник, музыкант и поэт в своем триединстве образуют всё необходимое для прихода души к высшему в самой себе, а именно — к Богу. И если Бог – Творец, то и душа наша сотворствует Ему в живописи, музыке и литературе, и когда они соединяются в ней во единую идею, то такой человек испытывает исключительную наполненность, дающую ему возможность славить Господа так, как это может происходить только в высших сферах бытия. Не случайно так много музыкантов среди поэтов, а среди художников немало писателей, ибо таковы условия и требования наивысшей гармонии: как можно шире, глубже и полнее постараться дать всем нам возможность приблизиться к недостижимому, почувствовать наивысшее звучание мира вечного.
В свое время я написал стихотворение «Художник, музыкант, поэт…», в котором предположил, что те три волхва, которые распознали рождение Христа по звездам и первыми пришли ему поклониться — это были художник, музыкант и поэт, при этом они обладали опытом и знаниями ученых. В последствии стихотворение стало популярным в интернете и даже обрело название «Гимн искусству». Скажу сразу, что название не мое, но я с ним согласился в силу массового тиражирования стиха по интернету. Вот уж когда действительно понимаешь, что слово не воробей, и если вылетело, то уже не поймаешь.
После многочисленных наблюдений и исследований ряда совпадений и закономерностей я окончательно убедился, что эволюция души начинается с изображения, проходит через ритмико-музыкальные структуры и выходит на дорогу к осознанности. Всякое осознание начинается с вдумчивого постижения того, что и как мы говорим, а значит, о чем и ради чего мыслим. Скажу сразу, что раннее постижение слова во многом травматично, а то и трагично. Примеров таких немало, начиная с судеб великих Лермонтова, Добролюбова, Писарева и Есенина и заканчивая зарубежными именами, такими как Джон Кидс, Вильгельм Гауф и многими другими. Кто-то сказал, что ранние смерти литераторов похожи на гибель ласточек, которые прилетают слишком рано после зимы и замерзают. Их бесконечно жалко, но они должны были прилетать и замерзать, потому что иначе было нельзя определить температурный рубеж, после которого прилетать уже можно. Грустно и романтично, но в жизни творческой всё происходит несколько иначе: многие из тех, кого постигла такая участь, пришли в творчество, начав сразу с литературы, а это просто запредельная нагрузка на всё сразу. И если живопись в большинстве своем интуитивна, музыка чувственна и эмоциональна, то слово претендует на осознанность, а это значит, что оно требует психо-эмоциональной подготовленности, иначе, обладая колоссальной силой, разорвёт душу в клочья. Здесь нужен опыт и опыт не абы какой, а исключительно прожитых лет, нужны те самые года, которые и образуют подлинное богатство, способное не только хранить, но и приумножать сказанное.
Далее важно понимать, что перед тем, как попасть в школу творчества, вам предстоит пройти подготовку в школе искусств — все три ступени: живопись, музыку и литературу. Искусство —- это период наибольшей свободы всякого художника, что и делает его более чем привлекательным за исключением одного «но». Дело в том, что если в нем засидеться и не перейти в творчество, то искусство в живописи превратит своего исполнителя в психопата со странностями, искусство в музыке развратит своего исполнителя до истощения, а искусство в литературе сделает его сумасшедшим и отправит дописывать сочинения в психиатрическую лечебницу. А если ко всему этому добавить маниакально-депрессивные психозы у таких людей и их приверженность, а следовательно и зависимость от всех трансмиссионных веществ, то засиживаться в клубах чувственных наслаждений слишком долго просто опасно. Необходимо эволюционирование, что и означает переход к творчеству.
И здесь бывает два пути. Первый— это эволюционирование в той области, в которой вы закрепились, скажем, в живописи или музыке. А второй —это после прохождения пути от живописи через музыку к литературе суметь-таки эволюционировать в слове, сделав свое литературное творчество не чем иным, как служением. Немного перефразируя Константина Николаевича Батюшкова, сказавшего замечательные слова о поэзии, я позволю отнести их и к слову вообще, а значит, что и ко всей высшей школе, а именно к литературе. Так вот, поэзия, как сказал он, а в нашем случае — слово, требует всего человека, а потому «живи, как пишешь, и пиши, как живёшь». В этом принципе и заключена вся суть трансформации любого искусства в творчество. Так что живи, как рисуешь, а рисуй, как живёшь. То же самое — с музыкой. И потому, если ты после своего рок- концерта, а еще лучше панк-рок- концерта сразу переодеваешься в смокинг, то где-то и в чем-то, да и кому-то ты просто врешь, что в общем-то не претит искусству, но невозможно в творчестве. Кстати, в музыке, особенно эстрадной, очень сложно, я бы сказал, почти невозможно перейти в творчество, ибо в ней правят деньги и потребности аудитории. И всё-таки, если очень и очень постараться, то можно, и такие случаи лично мне известны. Случаи, когда не только композитор, но и сценический музыкант начинали звучать так, как звучат исполнители только с творческим мировосприятием. Хотите понять разницу, тогда попробуйте сначала ощутить таковую между родниковой и, скажем, просто отфильтрованной водой. И если ваше воображение позволит увидеть вам то, как родниковая вода, пройдя множество препятствий и фильтров и познав законы природы, вырывается на свет Божий, а далее попадает в ваш организм, творя в нём чудеса, то, уверен, что вопросов у вам больше никаких не будет, ибо всё встало на свои места!
Так что творчество — это и есть то состояние, когда всё встаёт на места, отведённые ему самим Богом. И это совсем не означает, что в нём теперь нет места эксперименту, как, скажем, было оно в искусстве. Отнюдь, ибо именно творчество дает любому эксперименту возможность эволюционировать во благо, тем самым в разы увеличивая его силу и объемы. Такой эксперимент не охвачен страстью исполнителя, а подчинен, если так можно сказать, его любви, а потому практически не способен навредить. Вот мы и подошли к той, пожалуй, самой главной заповеди любого творящего человека. Удивительна, но она точь-в-точь такая же, как и заповедь врача, сформулированная ещё Гиппократом: не навреди! Кстати, сам Гиппократ говорил об этом намного точнее и глубже. А теперь давайте попробуем прочувствовать сказанное им применительно ко всякому делу, в том числе и творческому, и убедимся, что всё так оно и есть! Итак, величайший врачеватель говорил: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения им всякого вреда и несправедливости». По сути, это означает то, что лечение не должно быть опаснее самой болезни.
А если говорить о творчестве, это означает, что создаваемое вами должно не нарушать гармонии замысла Господа о мире, а созидать души ваших зрителей, слушателей и читателей, не ублажая при этом вашу падшую природу, что нередко случается с людьми искусства. А теперь я постараюсь тезисно показать вам то, чем все-таки творчество отличается от искусства. Итак:
Искусство плодит —
Творчество выращивает;
Искусство начинает —
Творчество завершает;
Искусство требует--
Творчество отдает;
Искусство заметно —
Творчество неуловимо;
Искусство яркое —
Творчество глубокое;
Искусство говорящее —
Творчество безмолвно;
Искусство блестит--
Творчество греет;
Искусство волнует--
Творчество утешает;
Искусство предлагает--
Творчество обучает;
Искусство разъединяет—
Творчество собирает;
Искусство — от возможности,
Творчество — от потребности;
Искусство стихийно —
Творчество последовательно;
Искусство спорит--
Творчество сопереживает;
Искусство начинает и бросает—
Творчество продолжает и заканчивает;
Искусство нападает—
Творчество защищает;
Искусство эгоистично —
Творчество жертвенно;
Искусство ошибается--
Творчество исправляет ошибки;
Искусство потворствует инстинктам —
Творчество их покоряет;
Искусство человечно —
Творчество Божественно.
Первое (искусство) перевоплощается во второе( в творчество).
И это — две необходимости человеческого опыта, между которыми лежат тайна и вечное свечение невыраженных возможностей, и ведут они к Божественной любви.
Терентий Травник. Из книги «В четыре руки».
Обычно в детстве всякое соприкосновение с прекрасным начинается с рисования. Все дети, вне зависимости от того, получается у них или нет, любят рисовать. Лично я рисовал настолько много, что родители постоянно покупали мне наборы карандашей, и не столько от того, что я все их изрисовывал, а потому что от усердия постоянно ломал грифель. Дедушка, видя неполадки, брал перочинный нож и затачивал карандаши, отчего они таяли буквально на глазах. А рисовал я действительно много, и когда наряду с художественным кружком родители определили меня ещё и в музыкальную школу, то последняя мне абсолютно не приглянулась. Оставаясь верным первому, я до десятого класса честно прослужил в школьной редколлегии, был в таковой и во всех пионерских лагерях, а позже — в училище и в институте. А потому и не удивительно, что, обучаясь в техническом вузе, я намеревался его покинуть и поступить именно в художественное учебное заведение, что в конечном счете и произошло. Тем не менее музыка не спеша, но верно завладевала моим сердцем, а опыт у меня уже был: уже с 8-го класса я играл в школьном ансамбле на гитаре и фортепиано. А дальше мой художник и мой музыкант привели меня в среду московских хиппи тех лет, где наличие подобных увлечений, а то и навыков было почти необходимым.
В своем большинстве хиппи в СССР были людьми творческими, а потому к их краскам и нотам как нигде нужно было слово, а это — образованность, то есть знания, начитанность, умение говорить и рассуждать практически на любую тему, причем без всякого много - , а тем более пустословия. Большинство тогдашних неформалов писали стихи, рассказы, статьи, занимались личной журналистикой — в общем, знали и умели много. Среда хиппи дала стране такие имена, как Юрий Шевчук, Сергей Чиграков, Константин Кинчев, Виктор Цой, Борис Гребенщиков, Константин Никольский, Дмитрий Ревякин, Мария Арбатова, Михаил Леонтьев, о. Тихон (Шевкунов) и многие другие. Кстати, нынешнее монашество, равно как и священство, в основном было сформировано в начале 90-х именно из хиппи.
Так вот, примерно с 20 лет во мне и началось проклевывание литератора, а в 23 года, работая в ТАСС, я написал свою первую книжку стихов, издав её в домашних условиях тиражом впять экземпляров, а назвал своё творение так: «Крик в никуда». Несмотря на мою почти хроническую стеснительность, надо отдать должное моей в тот момент решительности, ибо за первой почти сразу последовала книга вторая: «Совсем как взрослый», а дальше, не желая, видимо, подводить вдохновение, поселившееся у меня в то время весьма надолго, я уселся за написание объемного труда с собственными взглядами и размышлениями на прожитую к тому времени и, на мой взгляд, весьма непростую жизнь, а назвал его «Лучина». Стоит отметить, что мою литературную форму выковывали как живопись, так и музыка. Живопись заставляла меня подводить философскую основу к нарисованному, а музыка требовала всё новых и новых песен, а это значит, что нужны были стихи. Учитывая, что рисование и музицирование я любил, то, сами понимаете, предать их, оставив без литературы, я не мог, а потому в 1990 году и приступил к постижению словотворчества без всякого умысла стать писателем, а тем более — поэтом. При наращивании моих литературных мощностей живопись постепенно стала уходить на второй план, а музыка перешла в бардовское звучание с одновременным написанием инструментальной музыки в разных стилях, вплоть до симфонической. Не заметив как, но таким образом я перешел на вторую ступень в школе творчества – музыкальную. Сегодня я хорошо знаю, что в школе творчества, как и в традиционном образовании, есть три ступени: начальная, средняя и высшая.
Итак, в творческом пространстве начальную школу представляет собой изобразительное искусство и все его виды. Средней школе принадлежит музыка, а высшей – литература и всё, что связано со словом, начиная с прозы, публицистики, поэзии и заканчивая философией, богословием, молитвословием и полным, можно сказать, гениальным молчанием, когда слово сказанное уже не имеет должной силы, которая необходима для отражения того величия и красоты, которое рано или поздно предстает пред всяким творящим человеком, прошедшим все три этапа и вышедшим из высшей литературной школы в мир божественного. Конечно, далеко не факт, что всякий сможет этого достигнуть, но путь этот открыт каждому, и он известен тем, что включает всё, начиная от зрительного и звукового постижения мира до внутреннего, то есть словесно - образного и всеобъемлющего . Так постепенно, начиная от детского рисунка в школе начальной, творящая душа переходит в среднюю (подростковую) музыкальную школу, а далее — в высшую, связанную со словом, когда необходимы не только знания, но и жизненный опыт, опыт решения и преодоления, опыт работы со своим характером и собственной природой, где теперь уже религиозное мировоззрение выходит на первый план, ибо без него двигаться не только бессмысленно, но и невозможно. Слово, если оно в творчестве, прежде всего духовно, потому как объединяет собою как деяние, так и созерцание.
Таким образом художник, музыкант и поэт в своем триединстве образуют всё необходимое для прихода души к высшему в самой себе, а именно — к Богу. И если Бог – Творец, то и душа наша сотворствует Ему в живописи, музыке и литературе, и когда они соединяются в ней во единую идею, то такой человек испытывает исключительную наполненность, дающую ему возможность славить Господа так, как это может происходить только в высших сферах бытия. Не случайно так много музыкантов среди поэтов, а среди художников немало писателей, ибо таковы условия и требования наивысшей гармонии: как можно шире, глубже и полнее постараться дать всем нам возможность приблизиться к недостижимому, почувствовать наивысшее звучание мира вечного.
В свое время я написал стихотворение «Художник, музыкант, поэт…», в котором предположил, что те три волхва, которые распознали рождение Христа по звездам и первыми пришли ему поклониться — это были художник, музыкант и поэт, при этом они обладали опытом и знаниями ученых. В последствии стихотворение стало популярным в интернете и даже обрело название «Гимн искусству». Скажу сразу, что название не мое, но я с ним согласился в силу массового тиражирования стиха по интернету. Вот уж когда действительно понимаешь, что слово не воробей, и если вылетело, то уже не поймаешь.
После многочисленных наблюдений и исследований ряда совпадений и закономерностей я окончательно убедился, что эволюция души начинается с изображения, проходит через ритмико-музыкальные структуры и выходит на дорогу к осознанности. Всякое осознание начинается с вдумчивого постижения того, что и как мы говорим, а значит, о чем и ради чего мыслим. Скажу сразу, что раннее постижение слова во многом травматично, а то и трагично. Примеров таких немало, начиная с судеб великих Лермонтова, Добролюбова, Писарева и Есенина и заканчивая зарубежными именами, такими как Джон Кидс, Вильгельм Гауф и многими другими. Кто-то сказал, что ранние смерти литераторов похожи на гибель ласточек, которые прилетают слишком рано после зимы и замерзают. Их бесконечно жалко, но они должны были прилетать и замерзать, потому что иначе было нельзя определить температурный рубеж, после которого прилетать уже можно. Грустно и романтично, но в жизни творческой всё происходит несколько иначе: многие из тех, кого постигла такая участь, пришли в творчество, начав сразу с литературы, а это просто запредельная нагрузка на всё сразу. И если живопись в большинстве своем интуитивна, музыка чувственна и эмоциональна, то слово претендует на осознанность, а это значит, что оно требует психо-эмоциональной подготовленности, иначе, обладая колоссальной силой, разорвёт душу в клочья. Здесь нужен опыт и опыт не абы какой, а исключительно прожитых лет, нужны те самые года, которые и образуют подлинное богатство, способное не только хранить, но и приумножать сказанное.
Далее важно понимать, что перед тем, как попасть в школу творчества, вам предстоит пройти подготовку в школе искусств — все три ступени: живопись, музыку и литературу. Искусство —- это период наибольшей свободы всякого художника, что и делает его более чем привлекательным за исключением одного «но». Дело в том, что если в нем засидеться и не перейти в творчество, то искусство в живописи превратит своего исполнителя в психопата со странностями, искусство в музыке развратит своего исполнителя до истощения, а искусство в литературе сделает его сумасшедшим и отправит дописывать сочинения в психиатрическую лечебницу. А если ко всему этому добавить маниакально-депрессивные психозы у таких людей и их приверженность, а следовательно и зависимость от всех трансмиссионных веществ, то засиживаться в клубах чувственных наслаждений слишком долго просто опасно. Необходимо эволюционирование, что и означает переход к творчеству.
И здесь бывает два пути. Первый— это эволюционирование в той области, в которой вы закрепились, скажем, в живописи или музыке. А второй —это после прохождения пути от живописи через музыку к литературе суметь-таки эволюционировать в слове, сделав свое литературное творчество не чем иным, как служением. Немного перефразируя Константина Николаевича Батюшкова, сказавшего замечательные слова о поэзии, я позволю отнести их и к слову вообще, а значит, что и ко всей высшей школе, а именно к литературе. Так вот, поэзия, как сказал он, а в нашем случае — слово, требует всего человека, а потому «живи, как пишешь, и пиши, как живёшь». В этом принципе и заключена вся суть трансформации любого искусства в творчество. Так что живи, как рисуешь, а рисуй, как живёшь. То же самое — с музыкой. И потому, если ты после своего рок- концерта, а еще лучше панк-рок- концерта сразу переодеваешься в смокинг, то где-то и в чем-то, да и кому-то ты просто врешь, что в общем-то не претит искусству, но невозможно в творчестве. Кстати, в музыке, особенно эстрадной, очень сложно, я бы сказал, почти невозможно перейти в творчество, ибо в ней правят деньги и потребности аудитории. И всё-таки, если очень и очень постараться, то можно, и такие случаи лично мне известны. Случаи, когда не только композитор, но и сценический музыкант начинали звучать так, как звучат исполнители только с творческим мировосприятием. Хотите понять разницу, тогда попробуйте сначала ощутить таковую между родниковой и, скажем, просто отфильтрованной водой. И если ваше воображение позволит увидеть вам то, как родниковая вода, пройдя множество препятствий и фильтров и познав законы природы, вырывается на свет Божий, а далее попадает в ваш организм, творя в нём чудеса, то, уверен, что вопросов у вам больше никаких не будет, ибо всё встало на свои места!
Так что творчество — это и есть то состояние, когда всё встаёт на места, отведённые ему самим Богом. И это совсем не означает, что в нём теперь нет места эксперименту, как, скажем, было оно в искусстве. Отнюдь, ибо именно творчество дает любому эксперименту возможность эволюционировать во благо, тем самым в разы увеличивая его силу и объемы. Такой эксперимент не охвачен страстью исполнителя, а подчинен, если так можно сказать, его любви, а потому практически не способен навредить. Вот мы и подошли к той, пожалуй, самой главной заповеди любого творящего человека. Удивительна, но она точь-в-точь такая же, как и заповедь врача, сформулированная ещё Гиппократом: не навреди! Кстати, сам Гиппократ говорил об этом намного точнее и глубже. А теперь давайте попробуем прочувствовать сказанное им применительно ко всякому делу, в том числе и творческому, и убедимся, что всё так оно и есть! Итак, величайший врачеватель говорил: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения им всякого вреда и несправедливости». По сути, это означает то, что лечение не должно быть опаснее самой болезни.
А если говорить о творчестве, это означает, что создаваемое вами должно не нарушать гармонии замысла Господа о мире, а созидать души ваших зрителей, слушателей и читателей, не ублажая при этом вашу падшую природу, что нередко случается с людьми искусства. А теперь я постараюсь тезисно показать вам то, чем все-таки творчество отличается от искусства. Итак:
Искусство плодит —
Творчество выращивает;
Искусство начинает —
Творчество завершает;
Искусство требует--
Творчество отдает;
Искусство заметно —
Творчество неуловимо;
Искусство яркое —
Творчество глубокое;
Искусство говорящее —
Творчество безмолвно;
Искусство блестит--
Творчество греет;
Искусство волнует--
Творчество утешает;
Искусство предлагает--
Творчество обучает;
Искусство разъединяет—
Творчество собирает;
Искусство — от возможности,
Творчество — от потребности;
Искусство стихийно —
Творчество последовательно;
Искусство спорит--
Творчество сопереживает;
Искусство начинает и бросает—
Творчество продолжает и заканчивает;
Искусство нападает—
Творчество защищает;
Искусство эгоистично —
Творчество жертвенно;
Искусство ошибается--
Творчество исправляет ошибки;
Искусство потворствует инстинктам —
Творчество их покоряет;
Искусство человечно —
Творчество Божественно.
Первое (искусство) перевоплощается во второе( в творчество).
И это — две необходимости человеческого опыта, между которыми лежат тайна и вечное свечение невыраженных возможностей, и ведут они к Божественной любви.
Терентий Травник. Из книги «В четыре руки».