Сегодня опять я пишу о стихах и в прозе о них, как всегда излагаю…
Следуя своему поэтическому опыту, постараюсь и здесь оставаться максимально кратким и понятным, а говорить я буду об образности, музыкальности, смысловой наполненности и, конечно же, композиции произведения. Начну же я с поэтической живописности, с того самого, что во многом и создаёт образность в поэзии. Итак, поговорим о гамме.
Многооттеночность в поэзии дело совсем непростое. На первый взгляд кажется, что чем богаче и цветонасыщеннее язык, тем лучше. Не могу с этим не согласиться и я, но все-таки то, что скрывается под этими самыми «богаче» и «образнее» надо хорошо представлять. Так что?
Первое, что приходит на ум, это палитра изложения материала, и здесь первенствуют, безусловно, такие части речи, как прилагательные. Так и хочется плескаться в радуге их цветов – в голубом и желтом, синем и зеленом… Позже, появляется желание интонировать написанные строки, и здесь уже приходят на помощь и бледнорозовые, и синезеленые, и золотистые, и багряные цвета-оттенки. Освоив и эти уроки, автор переходит, как я называю, в сравнительно-описательный класс, где изучаются им такие техники, как выражение цвета, через близкие к этому цвету предметы и их особенности. Это делается при помощи существительных, а это уже начало мастерства, к примеру «не солнце – апельсин лежал…» или «и брызги жемчугом искрились». Здесь, конечно, всё будет посложнее, но и поинтереснее. Прилагательные уступают место существительным, а те во всей своей основательности живописуют предметы.
Увлекаясь описательной поэзией, автор, нередко, сам того не замечая, с головой уходит в поиск того или иного сравнения, вытесняя, а нередко и заменяя найденными то, что в поэтическом произведении является главным. Обычно это свойственно сверхэмоциональным авторам, когда они, буквально, тонут в переливающейся описательной форме изложения, а определения зачастую вставляются ими куда не попадя. И все же о главном… А что все-таки является в стихотворении главным?
Не хочу отписаться расхожим «всё», да и мнений, верно, не мало будет, коль поспрашивать, но скажу так, как думаю. Так вот, думаю я, что в любом стихотворении главенствует смысл, собственно то, ради чего оно и создается. Смысл определяет и сюжетность стиха, и его образность, и композицию построения. Ни при каких, свойственных поэтам, экспериментах в этих трех понятиях, ни в коем случае нельзя забывать о смысле задуманного вами. Тема должна быть раскрыта и всё.
С моей точки зрения стихотворная фабула должна быть равномерно распределена по всему стихотворению, а смысл его особо выявлен в итоговой последней строфе, концентрируясь в виде вывода, сделанного в заключительном двустрочии. Ничего не должно быть ни ярче, ни эффектнее этих последних строк в стихе, иначе произведение завалится на бок, а у читателя останется смутное представление об изложенном.
В отличие от прозы, поэтическая форма намного лаконичнее и на это нельзя не обращать внимание. Каждая новая строфа, это не просто некий этаж в доме, где всё, за исключением, местоположения идентично и похоже. Каждая строфа скорее похожа на слой породы в срезе земли, похожа своими дополнительными настроениями, историей, своим, я бы сказал, расширяющим и уточняющим подсмыслами, но, при этом, удачно объединенная с другими строфами все тем сюжетом и конечно же основной идеей вашего произведения. Поэтому появление новой строфы весьма и весьма обязывает автора, ибо может возникнуть недопустимое размывание смысла, перескакивание и смещение акцентов и эмоциональных выплесков на иные, не предназначенные для этого, строфы. Появится фальшь во всей, именно смысловой, музыке произведения.
Теперь несколько слов об основной музыке стихотворения. Очевидно каждому, что музыку стиха составляют звуки, гласные и согласные, ударные и безударные, и, соответственно, как и в любой мелодии, его ритм, называющийся в поэзии размером. Звукоряд, собранный в выбранный вами размер, создает всю мелодику произведения, в нем сокрыта и подлинная музыка, которую расслышит каждый, кто обладает музыкальным слухом. Звуки в строке должны следовать не только в должном стихотворном размере, но и образовывать эффектную, читаемую с легкостью фонетическую волну. Чтец ни в коем случае не должен запинаться на ваших поэтических мыслях и образах. Устраивать из строф скороговорки недопустимо. Для выявления же подобных, так называемых, затыков, обязательно читайте написанное вслух, а еще лучше и нараспев. Если поется, значит написано хорошо.
Размышляя о поэтическом делании, большинство из нас обратится, безусловно, к рифме. Действительно, поэзия - это искусство рифмовать стихи, т.е. строки. Искусство ли? Да, это искусство, но не творчество. Основную часть своего мира поэзия все-таки отдает творчеству, а творчество это не ритм, не размер, и даже не рифма, но суть произведения. Но вернемся все же к рифме. Что такое рифма? Интересно отметить, что в переводе с древнегреческого рифма означает ритм, размеренность, но совершенно очевидно, что акцент смещен и сегодня рифма более есть созвучное окончание строк, нежели ритм. По своей конструкции рифмы делятся на богатые и банальные, на ассонансные, йотированные, усеченные, женские и мужские и т.д. Поэты ищут рифмы, перестраивают строки, меняют смысл строфы, дабы подогнать всё под рифму. Ах, Рифма! И верно, что эдакий серый кардинал стихотворения. Часто задумываюсь об этом самом влиянии рифмы на наше восприятие. Действительно, на чтовсе-таки в нашем мышлении и восприятии воздействует именно зарифмованная строфа, отличается ли она от той же, незарифмованной? Что это за чудодействие такое? Кстати, на Западе стихи редко переводятся в рифме с оригинала, в большинстве это просто подстрочный перевод с сохранением общего рисунка строфы. И читается все, скажу вам, уже не так легко, читается невыразительно. Давайте-ка же взглянем на рифму со стороны. Приведу пример из строф своего творчества, дабы взяв чужое, не смутить автора невольной бесцеремонностью. Итак, пример:
И никому не догадаться,
И никому здесь невдомёк,
Что также просто начинался
Когда-то в эту жизнь полёт.
А теперь меняю слова, убираю тем самым рифму, все остальное сохранив.. Читаем:
И никому не догадаться,
И никому здесь невдомёк,
Что также начинался просто
Полёт когда-то в эту жизнь.
Смысл, как видим, не потерян, но что-то пропало. Что? А исчезло таинство стихосложения, волшебство, магия словесная ушла. Вторая строфа, потеряв свою структурность обмякла и более не живёт, а просто существует. Она перестало быть стихотворением, она потеряла силу. Не знаю, как вам, а для меня это очевидно. Поэтому, возвращаясь к рифме, скажу, что рифмический рефрен в строфе очень действует, действует, буквально, как медитация, погружая слушателя в неглубокий, но транс. Слушающий чтение, прежде всего фиксирует свое внимание, помимо содержания, именно на рифме. Да, это поразительно, но рифма-то и держит наше внимание, буквально приковывает его к стихотворению. Именно её слышат и дети, с неё начинается детское заучивание. Возможно, рифма есть кровь стихотворного организма. Не беру во внимание сейчас белую поэзию, но в классической это действительно кровь. Тем не менее продолжу…
Иногда полезно и словотворчество. Кому, как не поэтам, это по силам. Оно и дозволено им, и это так. Задумываясь о причинах этого, вот, что я понял. Все дело в краткости поэтического искусства. Поэт, в отличие от прозаика, стиснут рамками строки, вот он и придумывает слова, порой, удивительно удачное словцо получается. Прозаику в том нет необходимости. Он просто в двух-трех лишних предложениях раскроет всю идею, а поэту такой милости не оказано, вот и родятся в поэзии т.н. неологизмы, а точнее, окказионализмы, именно так они и называются, будто сами и название себе придумали, подчеркивая то, откуда взялись. Многие из них просто шедевры, например, «стушеваться», оставленное нам Достоевским, хлебниковское «изнеможденный» и «головотяпство» Салтыкова-Щедрина. Мало кто знает, что слово «самолет» подарил русскому языку Игорь Северянин, им же и посеяно, и взрощено слово «бездарь». Пушкин же как таковые новые слова в русский язык не вводил, зато создал стилистическую систему современного русского литературного языка, которым мы с вами до сих пор и пользуемся. Иногда занимаюсь словотворчеством и я, но сразу скажу, что дело это очень непростое. Придумать слово невозможно, его можно только вовремя и правильно услышать и тут же записать, но в единственном месте, и более нигде. Да и к повторному использованию оно пока совершенно непригодно. Для этого слово должно сродниться с языком, а это дело десятков лет и не факт, что так и будет.
В завершение немного о композиции. Для меня лично, каждое стихотворение это законченная картина, песня, маленькая жизнь, это то, где, как говорится, ни убавить и тем более не прибавить, а по сему сочинено оно должно быть по-возможности мастерски. Пусть это и не всегда так, но, уж точно, что к этому надо стремится. Плохо написанное стихотворение, всё равно, что полурожденный ребенок, голова родилась, а ноги нет. Так и хочется с этим что-то сделать. Поэтому доводите свои стихи и до ума, и до сердца. А для простоты есть знание, что позволяет это и добиться - знание композиции. В нем нет ничего сложного, но надо просто понимать, что вверх ногами не ходят, и затылком точно уж не смотрят. Лично я называю композицию «очевидным порядком искусства», который, и это не удивительно, так же подчиняется закону всемирного тяготения, коль совершенен. Подробно излагать здесь не буду, ибо я не раз уже писал о композиции в своих статьях, а по сему просто напомню о ней, но немного по-другому. У каждого стихотворения должны быть свои утро, день и свой вечер, завершающийся ночью. Думаю, что поэты меня уже услышали, а это главное.
На этом, мой читатель, позволь мне все-таки не закончить, но только приостановить данное повествование, дабы оно не переросло в многобумажную недосмысленность. А продолжение есть даже у стихотворения, и оно, как то положено всякому продолжению, следует…
Какое, спросите вы? Конечно же это следующее стихотворение.
Терентiй Травнiкъ.
Из книги «Точка отсчета». 2016.