Чем меньше в стихах духовного, тем больше в них непоэзии. Поэзия без духовного, можно сказать, вообще не поэзия, именно без духовного, а не религиозного. В конце концов и у поэзии есть свое предназначение: оно непростое и связано со словом – с тем, как слово проникает в наше сердце и живет в нём, а потому созданное поэтом подразумевает и облегчение душевных терзаний, и исцеление души, и даже просветление. Понимая это, всякий пишущий стихи, пишущий по-настоящему, будет стремиться одновременно и к простоте, и к глубине. Сложно- ритмичное, многоуровневое словесное плетение, то самое, когда слушатель, как завороженный, ждет и отмечает ту или иную рифмическую развязку, оставаясь, в конечном счете, с неявным и размытым воспоминанием и ощущением от услышанного, есть антипоэзия. Такое словотворчество удобно, легко в написании, а при наличии достаточной эрудиции приближает сочинителя если не к поэзии, то к явному удовольствию от предоставленных данными приемами возможностей. Есть читатель, точнее слушатель, ибо читать это почти невозможно, есть намек на мастерство, а значит, и жанр покорен. С этого, собственно, и начинается графоманство, мимикрирующее в жонглирование образом:
«сяду, читаю… признаться хочется -
с понедельника избавляюсь от одиночества…
тебя не стало и не получается…
Теперь не жилье, а сплошная гостиница:
холодный, спитой, как чай истца
мой номер – на пятом этаже апартаментария.
дом семь, улицу ты знаешь, ну, а страна – Тартария» и т.п.
Интересно, что прочитать это так, как звучали бы настоящие стихи, невозможно, а потому пишущих подобное объединяет единая, достаточно монотонная, вертлявая манера исполнения. Отсутствие музыки и должной акцентации в написанном, при наличии словесной эклектики, когда рифмуются слова из разных эпох и настроений, превращает такие стихи в подобие мантр, когда ничего не запоминается, а ощущение от услышанного все-таки остается, причем чаще всего определяемое словами типа «здоровски» или «прикольно», что, собственно, вполне равнозначно написанному.
«ты купил мне шубу за пять лимонов
И признался в любви, осталось
Научиться собирать стадионы,
Ну, это, мой бэйби, малость…
Пара чашек кофе, на пару твикс, ментол,
Еще что-то, похожее на валидол
По форме… На вкус не знаю…
Милый, покорми нашего чихуа-хуа, я уезжаю –
Вернусь к обеду, не в понедельник… в среду, если получится:
пары дней нам должно хватить –
Чтобы соскучиться…»
Подобное очень напоминает технику иллюзионистов, когда все вроде бы и ничего, но обман все же есть, и он, как в любом фокусе, вложен внутрь и не виден. Как говорится: ловкость рук - и никакого мошенничества или, перефразируя: ловкость фраз - и никакой поэзии. Судить не берусь, а потому решайте сами. Я не призываю отказаться от приведенного мною выше способа стихоскладывания, ибо таковой собирает немалую аудиторию , в основном двадцатилетних, а это уже хорошо.
А закончить разговор мне хочется чем-то старым и добрым из классики, что априори и есть поэзия. Завершаю стихотворением, увы, подзабытого сегодня поэта Сергея Антоновича Клычкова, которое было написано им в 1922 году, а было ему тогда 33 года... Почувствуйте, сравните и попробуйте уловить разницу, и, уверяю вас, она есть:
Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада.
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Ушедшая невесть куда.
Над колыбелью тихий свет
И, как не твой, припев баюнный.
И снег, и звезды — лисий след,
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.
И жаль, и больно мне вспугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки руку.
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость не забудь!
Звезда — в окне, в углу — лампада,
И в колыбели — синий свет,
Поутру — стол и табурет.
Так, значит, суждено, и — нет
Иного счастья и не надо!
Терентiй Травнiкъ. Из книги "Нomopolysemos"
«сяду, читаю… признаться хочется -
с понедельника избавляюсь от одиночества…
тебя не стало и не получается…
Теперь не жилье, а сплошная гостиница:
холодный, спитой, как чай истца
мой номер – на пятом этаже апартаментария.
дом семь, улицу ты знаешь, ну, а страна – Тартария» и т.п.
Интересно, что прочитать это так, как звучали бы настоящие стихи, невозможно, а потому пишущих подобное объединяет единая, достаточно монотонная, вертлявая манера исполнения. Отсутствие музыки и должной акцентации в написанном, при наличии словесной эклектики, когда рифмуются слова из разных эпох и настроений, превращает такие стихи в подобие мантр, когда ничего не запоминается, а ощущение от услышанного все-таки остается, причем чаще всего определяемое словами типа «здоровски» или «прикольно», что, собственно, вполне равнозначно написанному.
«ты купил мне шубу за пять лимонов
И признался в любви, осталось
Научиться собирать стадионы,
Ну, это, мой бэйби, малость…
Пара чашек кофе, на пару твикс, ментол,
Еще что-то, похожее на валидол
По форме… На вкус не знаю…
Милый, покорми нашего чихуа-хуа, я уезжаю –
Вернусь к обеду, не в понедельник… в среду, если получится:
пары дней нам должно хватить –
Чтобы соскучиться…»
Подобное очень напоминает технику иллюзионистов, когда все вроде бы и ничего, но обман все же есть, и он, как в любом фокусе, вложен внутрь и не виден. Как говорится: ловкость рук - и никакого мошенничества или, перефразируя: ловкость фраз - и никакой поэзии. Судить не берусь, а потому решайте сами. Я не призываю отказаться от приведенного мною выше способа стихоскладывания, ибо таковой собирает немалую аудиторию , в основном двадцатилетних, а это уже хорошо.
А закончить разговор мне хочется чем-то старым и добрым из классики, что априори и есть поэзия. Завершаю стихотворением, увы, подзабытого сегодня поэта Сергея Антоновича Клычкова, которое было написано им в 1922 году, а было ему тогда 33 года... Почувствуйте, сравните и попробуйте уловить разницу, и, уверяю вас, она есть:
Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада.
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Ушедшая невесть куда.
Над колыбелью тихий свет
И, как не твой, припев баюнный.
И снег, и звезды — лисий след,
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.
И жаль, и больно мне вспугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки руку.
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость не забудь!
Звезда — в окне, в углу — лампада,
И в колыбели — синий свет,
Поутру — стол и табурет.
Так, значит, суждено, и — нет
Иного счастья и не надо!
Терентiй Травнiкъ. Из книги "Нomopolysemos"