Ну-ну

Помню, когда я учился в институте, в нашей группе был студент М., человек по всем показателям обычный, но с высоченными запросами. Так вот, любил этот самый М. порассуждать о том, насколько полезны войны, очищающие мир от людей третьего сорта, как он их называл. Сам М. к таковым себя не относил, не объясняя, по каким причинам, хотя тянул на явного неудачника. В какой-то момент, не достигнув успехов на научном поприще, рванул он в пучину факультетской политики, заняв для начала местечко зама тогдашнего комсорга, и первое, что он сделал, так это жахнул по моей живописи, основу которой в основном составляли этюды с изображением церквей с крестами на куполах. Так вот, этот самый М. задумал поставить на вид вопрос о недопустимости темы моих творений, да еще и с прицелом на исключение меня и ещё пары таких же «недоумков», как он в сердцах к нам обращался, из рядов ВЛКСМ. Скоро слово сказывается, да не скоро дело делается, и потому для начала влепили мне выговор без занесения в личное дело и лишили стипендии.
Прошли годы, и как-то раз встретил я товарища М. на вещевом рынке. Он «челночил», и, судя по его внешности, весьма преуспел в этом. Торговал он кожей, и, увидев мой задрипанный рюкзачок, сразу предложил мне турецкий да ещё и со скидкой. Я купил, а он почему-то засуетился и начал поминать старое. Прошло ещё с десяток лет, и мы снова встретились, но теперь уже трудниками в одном из монастырей. Помню, как он долго и обстоятельно объяснял мне суть «Символа веры», а потом затих и неожиданно спросил:
--А сам-то как? Рисуешь?
- Нет, - как-то нехотя отозвался я.
- А чё так? Не покупают? – напрягся приятель.
- Нет…
- Во! Я ещё тогда знал, что из тебя плохой художник получится! Надо было и из комсомола тебя выгнать! – затараторил он и победно улыбнулся.
- Возможно, - коротко подтвердил я, желая свести беседу до пары слов на прощанье.
И тут М. вскочил, размашисто перекрестился и почти пропел:
-Господи, направь на путь истинный раба Твоего Алексеева (он меня всегда звал исключительно по фамилии) и вразуми его светом истины Твоея!»
Потом присел, с шумом отхлебнул чайку на мяте и со знанием дела заключил:
- "В благочиние хочу податься!"
-Ну-ну... - только и добавил я.
Но М. уже не слушал, а едва заметно перебирал губами: "...отжени от мене, смиреннаго и окаяннаго раба Твоего, уныние, забвение, неразумие, нерадение и вся скверная, лукавая и хульная помышления от окаяннаго моего сердца и от помраченнаго ума моего..."

Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга вторая.
 
25
(0 пользователям это нравится)