О критике, критиканстве и еще кое о чем

А вообще-то критика – дело мутное и не совсем понятное. Мне не раз приходилось утешать, а то и защищать молодых поэтов от обрушившегося на их доверчивые головы потока зачастую неоправданной и непотребной брани. Помню, как одна юная поэтесса сначала отвергала критику в адрес своих произведений, потом впала в немалое злобствование по поводу всех, кто посмел коснуться её творчества, якобы ничего не петря в поэзии, и, наконец, уплыла в абсолютную тоску: вплоть до того, что больше писать не собирается. Тут-то и наткнулась на меня: посидели, всё обсудили и худо-бедно, но наладили поэтическое настроение. Конечно же, критика нужна и даже необходима. Что касается меня, то я вообще её люблю и ценю, всячески используя умную и узаконенную ругань в сторону улучшения создаваемого мною. Откровенно говоря, полагаю, что дело не в самой критике, а в том, кто ею занимается. В большинстве своем это люди, мягко сказать, недовольные всем, а не только написанным или нарисованным кем-то. Ничего не получается с миром в душе - иди в критики, а точнее, в критиканы, там точно местечко найдется: отыграешься по полной за свои неудачи и непутевость, а если еще ум и талант к этому имеются, то творческой братве совсем несдобровать. Но не так все плохо, господа присяжные поэты и писатели, ибо есть среди прокураторов и белые маги, а точнее, наставники. Вот их-то и надо искать: и нос задрать не дадут, и не потопят вдохновенье ваше в море самозабвенной болтовни. Таких немного, ибо люди они во многом совершенные, цельные и, можно сказать, состоявшиеся, а такие, как известно, редкость. Тем не менее они есть – истинные врачи ваших незрелых, а подчас и больных творений. Увы, но какова душа, таков и продукт её жизнедеятельности: стихи и проза, живопись и скульптура, музыка и танцы. И многое другое...
Есть еще нечто в жизни злословия, что не относится ни к критике, ни к критиканству, - что-то вроде самодурства под их маркой. Кстати, оно больнее всего и ранит. Это мнение, а точнее, трёп в вашу сторону, исходящий от ближайшего к вам окружения - эдакое закулисничество с ядком. Вот оно и гадит, иначе не скажешь, в душу необстрелянного лирика, стремясь вызвать его на драку. Как же быть с этим? А никак — просто не реагировать: сумеете – оно отвалится, не сумеете – испачкаетесь по самые уши. В свое время я о себе тоже наслушался немало, да такого, что в пору было "за бутылочкой бежать", но смолчал и потому выжил. Били безжалостно, долго и с удовольствием - били изнутри и снаружи, и гордыня моя ожила. Вот я стрелку и перевел, точнее, вызвал огонь на себя: сообщил её, гордыне, координаты врага - в аккурат по ней те и жахнули. Сначала страшно стало, что не выдержу, но через-пару тройку лет подмога пришла: ангел-хранитель привел своих, они-то и разъяснили, что к чему, — с тех пор живу поспокойнее. Так что, юный мой друг, дерзнувший взять в душу лиру и показать миру свое чистое нутро, будь готов к социально-общественному плевку и не одному. Начхать, сразу говорю, не удастся, а коль с умом отнестись, так справишься. Критика – это как антибиотик, что травит всех сразу: и бактерии прозы, и вирусы поэзии. А без пилюль нельзя: гордыня – та ещё зараза.

Терентий Травник. Из книги "Временное и постоянное".
(0 пользователям это нравится)