Не знаю как, но в музыке мне иногда удавались такие сочетания нот, которые говорили намного красноречивее, чем стихотворные строки. Это случалось не всегда, а в те моменты, когда, сидя за инструментом, неожиданно начинаешь плакать. Всё лучшее из того, что написано мною звуком, — не иначе как выплакано душою. Не то чтобы музыка научила меня писать стихи, нет, скорее она намекнула, как это надо сделать, чтобы слово по-настоящему ожило. Иногда я читаю стихи под собственную музыку, и слушатель не выдерживает: он тоже плачет. Уверен, что с этого и начинается постижение непостижимого. Мелодия делает слово в тысячу раз значимей, и тогда слово не выдерживает и признаётся вам в любви, признаётся в любви вашему читателю, вашим близким. От этого можно и хочется сойти с ума, потому как это такая форма существования, когда тебя — больше нет, как нет и ничего земного, связанного с тобой. Это высшее, на что ты способен в данный момент. И когда кто-то мне пытается привести в пример героин, кокаин или просто стакан водки как способ познания наивысшего, я всегда отказываюсь слушать, а тем более —вникать в это, понимая, что никакая химия не сравнится с алхимической чистотой слова, звучащего в согласии с самой музыкой.
А теперь — о молодости... Один раз мне, пишущему стихи человеку, не хватило слов, чтобы сказать женщине о том, что я влюбился. Кто хотя бы раз попадал в такое положение, тот меня поймёт. Мы сидели с нею в кафе, и я, елозя ложечкой в полупустой чашке, молчал, молчал и молчал. Похоже, она всё поняла, но даже это не сработало в мою сторону. Вернувшись домой, я, как и был в пальто, сел за фортепиано и написал "Бархат" - написал одним махом и сразу за всех нерешительных, как и я, парней. Утром я пригласил музыкантов, и мы записали эту штуку, а точнее, стихи, как назвал их гитарист с первого дубля...
Через полгодика я подарил эту пьесу своим знакомым блюзменам, и они включили её в свой репертуар. Однажды я заглянул к ним в ночной клуб и, заказав бокал своего любимого разбавленного грейпфрутового сока, уселся поудобнее и стал слушать музыку. Неожиданно Шуз, руководитель нонета, объявил: «А теперь – "Бархат!» Свет погас, а сцену выкрасили в сапфировый боковые софиты. Смокинги, золотые трубы и тромбоны дошлифовали идею почти до совершенства, и публика завелась. Признаюсь, я никогда не видел так много и так хорошо танцующих женщин одновременно. Это действительно было хорошо. "Пожалуй, иногда полезно не уметь признаваться в чувствах, - подумал я тогда, глядя на вибрирующих в такт отдыхающих, - поэта и музыканта это точно приводит к особенному результату".
Отыграв, явно довольный успехом Шуз подошёл ко мне с гроздью винограда, смачно погрузил половину ее себе в рот, слегка сморщился и поинтересовался: "Травник, как тебе это удаётся?"
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга третья.
А теперь — о молодости... Один раз мне, пишущему стихи человеку, не хватило слов, чтобы сказать женщине о том, что я влюбился. Кто хотя бы раз попадал в такое положение, тот меня поймёт. Мы сидели с нею в кафе, и я, елозя ложечкой в полупустой чашке, молчал, молчал и молчал. Похоже, она всё поняла, но даже это не сработало в мою сторону. Вернувшись домой, я, как и был в пальто, сел за фортепиано и написал "Бархат" - написал одним махом и сразу за всех нерешительных, как и я, парней. Утром я пригласил музыкантов, и мы записали эту штуку, а точнее, стихи, как назвал их гитарист с первого дубля...
Через полгодика я подарил эту пьесу своим знакомым блюзменам, и они включили её в свой репертуар. Однажды я заглянул к ним в ночной клуб и, заказав бокал своего любимого разбавленного грейпфрутового сока, уселся поудобнее и стал слушать музыку. Неожиданно Шуз, руководитель нонета, объявил: «А теперь – "Бархат!» Свет погас, а сцену выкрасили в сапфировый боковые софиты. Смокинги, золотые трубы и тромбоны дошлифовали идею почти до совершенства, и публика завелась. Признаюсь, я никогда не видел так много и так хорошо танцующих женщин одновременно. Это действительно было хорошо. "Пожалуй, иногда полезно не уметь признаваться в чувствах, - подумал я тогда, глядя на вибрирующих в такт отдыхающих, - поэта и музыканта это точно приводит к особенному результату".
Отыграв, явно довольный успехом Шуз подошёл ко мне с гроздью винограда, смачно погрузил половину ее себе в рот, слегка сморщился и поинтересовался: "Травник, как тебе это удаётся?"
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга третья.