А дети по-прежнему играют в войну, играют увлечённо, со своим детским неподдельным интересом, а всё потому, что это — не по-настоящему: играют, как они говорят, понарошку — до тех пор, пока мама не позовёт их обедать или ужинать, и тогда война сразу заканчивается, тогда снова приходит мир, который настолько силён, что ребятня почти мгновенно забывает о недавних своих противниках. Такова суть подлинного мира, подлинной любви – оставлять всякого живым, по-рыцарски давая ему право быть на этом самом свете.
Я тоже в детстве рисовал танки, играл с ребятами в войнушку, стреляя из палки, и красиво, как в кино, падал, когда мне кричали, что я убит. Досчитав до ста, я вставал и снова шёл в атаку – в атаку за мир и за своих друзей. Да, детство — действительно святое время, ибо способно воскрешать убитых в бою и делать это легко и просто, без всяких затей, потому как не имеет никакого умысла и не просчитывает выгоды, а просто верит, надеется и любит, причём делает это далеко не по-детски, а по-настоящему, как научили ангелы.
Терентий Травник. Из книги "В нужную сторону".
Я тоже в детстве рисовал танки, играл с ребятами в войнушку, стреляя из палки, и красиво, как в кино, падал, когда мне кричали, что я убит. Досчитав до ста, я вставал и снова шёл в атаку – в атаку за мир и за своих друзей. Да, детство — действительно святое время, ибо способно воскрешать убитых в бою и делать это легко и просто, без всяких затей, потому как не имеет никакого умысла и не просчитывает выгоды, а просто верит, надеется и любит, причём делает это далеко не по-детски, а по-настоящему, как научили ангелы.
Терентий Травник. Из книги "В нужную сторону".