Опять вспоминаю своих родителей - папу и маму… Интересно, но я ни разу в жизни не обратился к ним иначе, а слова «отец и мать» всегда были для меня не более, чем официальным обращением. При этом я не позволял себе нечто вроде мамочки, мамулечки, а тем более — мамуси, не звучали и такие слова, как, например, папочка. В нашей семье было много любви, причём подлинной, о сторонах которой я узнал гораздо позже, когда , отучившись на психологическом факультете , стал практиковать стрессологию и семейную психологию. Как-то раз я обнаружил в шкафу детские ползунки и пустышку. Это произошло через некоторое время после того, как я женился. Мама ждала внуков, и это нормально. Увы, но она не знала, что я женился на женщине, которой по состоянию здоровья нельзя было иметь детей. Сказал я ей об этом позже, и она всё приняла с любовью и должным смирением. Ползунки мы кому-то подарили, а вот пустышка для моего неродившегося ребёнка до сих пор хранится у меня. Видимо, теперь это символ вскармливания всего моего творчества, основанного на любви и внимании моих родителей. Слава Богу, у супруги был сын от первого брака, и Господь позволил мне пережить всю радость полноценной семейной жизни, воспитывая его как родного.
Прошло почти десять лет, как ушла из жизни моя жена. Не люблю слово «бывшая», поскольку брак был оформлен по всем правилам советского законодательства, а разойдясь, мы до конца поддерживали хорошие отношения, результатом которых стало её позднее крещение, и произошло оно именно в России. Умерла она в 48 лет: умерла от осложнений, вызванных её болезнью. Кстати, и познакомились мы с нею в больнице, где я тогда лежал по направлению от военкомата. Её привезли в коме, и молодая женщина, начинающий врач, попросила меня помочь ухаживать за тяжелобольной. В свои девятнадцать я был очень крепким и выносливым парнем, и мне не доставляло никакого труда вертеть и перекладывать хрупкую и худенькую больную.Так и влюбился. Её болезнь меня не волновала, как и то, что она была старше да еще и с ребенком. Помню, как всё отделение ординаторов в один голос отговаривало меня от брака, намекая, что это бесперспективно. Не знаю для чего, но Оксана, так звали мою жену, рассказала врачам о нашем намерении, а поскольку лежала в больнице она часто, то времени поговорить об этом с медсестрами и обсудить все детали у неё было предостаточно. Впрочем, может это был и особый ход, поскольку заглядывались на меня в больнице многие. Откровенно сказать, но меня эти уговоры, а точнее, отговоры, очень злили: я был по уши влюблён, выбор был сделан и, как меня воспитывали в семье, был он на всю жизнь!
Надо сказать, что Оксана сразу пришлась по душе моим родителям, особенно маме. Папа просто ни во что не вникал, а мама ценила её честность, интеллект и то, как она относилась ко мне. Оксана жила моим профессиональным ростом и всячески потворствовала моей творческой карьере. При этом она уважала мою маму, и , не смущаясь, делилась с нею многим, что касалось наших совместных поисков в профессии. Как-то раз она даже сделала сравнение в пользу моей мамы по отношению к своей, но это было случайностью, и слава Богу. Кстати, во времена нападок на меня и на моё творчество именно Оксана (тогда она жила уже в Америке) первая выступила публично в мою защиту, дав резкий отпор клеветникам в письмах и публикациях, при этом не поощряя и мои ошибки и слабости. К этому мы с вами еще вернемся, а пока сообщу, что как-то раз, перебирая письма и дневники своей мамы, я наткнулся на письмо, лежавшее в конверте с одной лишь надписью «Искусство жить». В письме были ответы на когда-то заданные мною вопросы, обращённые к Людмиле Георгиевне. Видимо, по какой-то причине мама записывала фрагменты наших бесед. Итак немного из письма…
Сын: Мам, а ты боишься смерти?
Мама: Знаешь… Пожалуй, что нет. А что её бояться — ведь это условие, равное для всех. Кстати, я и не думаю, кому достанется наше имущество. Странно, что тебя это так заботит…
Сын: Но у тебя есть я, поэтому ты и не думаешь. А у меня никого…
Мама: А ты все равно не думай. Какая разница…
Сын: Мам, а ты не жалеешь, что у тебя нет внуков?
Мама: Знаешь, теперь уже нет. Так сложилось. Раньше очень хотела, но потом поняла, что это моя судьба. Теперь для меня главное — твои книги, картины: твоё творчество. Я вижу, что это тебе удаётся, ты успешен, и это мне во многом заменило желание иметь внуков.
Сын: Мам, а что я за человек? Каким ты меня видишь?
Мама: Ты… непростой. С тобой надо быть во многом подготовленным человеком – образованным, эрудированным, воспитанным, но ты добрый. И это — главное. (Сделав паузу) Только не зазнайся…
Сын: Мам, а если бы ты стала вновь молодой, то как бы прожила свою жизнь?
Мама: Я была бы хулиганкой. Мне нравятся смелые, решительные люди. Я по жизни была трусихой, точнее, старалась не вылезать за рамки, но будь моя воля, то стала бы атаманшей.
Сын: Вот ты юрист. А кем бы ты хотела всё же быть – судьёй, прокурором или адвокатом?
Мама: Прокурором была, судьёй — тоже, адвокатом — нет. И все-таки (пауза) — судьёй, (пауза) но справедливым.
Сын: А ты против отмены смертной казни?
Мама: Я – да! Считаю, что такая статья должна быть. А если не будет подобных преступлений, то и приговоров не будет. Вот только ложь людская мешает этому. Многих невинных можно подвести под эту статью, так что лучше пусть будет мораторий.
Сын: Мам, а ты хотела бы родить девочку?
Мама: Нет. Я как-то сразу знала, что у меня будет только мальчик.
Сын: Мам, а есть что-то в моем характере, что тебе нравится, но этого нет в твоём?
Мама: Твоё терпение, умение защищать друзей, даже от меня и даже если они не правы. Ещё нравится, что ты добрый в душе и что у тебя есть своя точка зрения. При этом ты не самодур и не спорщик. Достаточно…
Сын: А что не нравится?
Мама: (Смеётся). Что поступаешь только так, как считаешь нужным. Часто торопишься и не слушаешь чужого мнения. А вообще-то я тобой довольна. Если бы что-то не нравилось, то уж точно бы тебе сказала, ты меня знаешь…
Сын: Ты просто меня очень любишь…
Мама: Да. Но не настолько, чтобы потворствовать твоим глупостям. Слава Богу, что их все меньше и меньше.
Сын: А они были?
Мама: А ты думаешь, что нет? (Смеётся).
Из книги Терентия Травника «Миг счастья длиною в жизнь».
Прошло почти десять лет, как ушла из жизни моя жена. Не люблю слово «бывшая», поскольку брак был оформлен по всем правилам советского законодательства, а разойдясь, мы до конца поддерживали хорошие отношения, результатом которых стало её позднее крещение, и произошло оно именно в России. Умерла она в 48 лет: умерла от осложнений, вызванных её болезнью. Кстати, и познакомились мы с нею в больнице, где я тогда лежал по направлению от военкомата. Её привезли в коме, и молодая женщина, начинающий врач, попросила меня помочь ухаживать за тяжелобольной. В свои девятнадцать я был очень крепким и выносливым парнем, и мне не доставляло никакого труда вертеть и перекладывать хрупкую и худенькую больную.Так и влюбился. Её болезнь меня не волновала, как и то, что она была старше да еще и с ребенком. Помню, как всё отделение ординаторов в один голос отговаривало меня от брака, намекая, что это бесперспективно. Не знаю для чего, но Оксана, так звали мою жену, рассказала врачам о нашем намерении, а поскольку лежала в больнице она часто, то времени поговорить об этом с медсестрами и обсудить все детали у неё было предостаточно. Впрочем, может это был и особый ход, поскольку заглядывались на меня в больнице многие. Откровенно сказать, но меня эти уговоры, а точнее, отговоры, очень злили: я был по уши влюблён, выбор был сделан и, как меня воспитывали в семье, был он на всю жизнь!
Надо сказать, что Оксана сразу пришлась по душе моим родителям, особенно маме. Папа просто ни во что не вникал, а мама ценила её честность, интеллект и то, как она относилась ко мне. Оксана жила моим профессиональным ростом и всячески потворствовала моей творческой карьере. При этом она уважала мою маму, и , не смущаясь, делилась с нею многим, что касалось наших совместных поисков в профессии. Как-то раз она даже сделала сравнение в пользу моей мамы по отношению к своей, но это было случайностью, и слава Богу. Кстати, во времена нападок на меня и на моё творчество именно Оксана (тогда она жила уже в Америке) первая выступила публично в мою защиту, дав резкий отпор клеветникам в письмах и публикациях, при этом не поощряя и мои ошибки и слабости. К этому мы с вами еще вернемся, а пока сообщу, что как-то раз, перебирая письма и дневники своей мамы, я наткнулся на письмо, лежавшее в конверте с одной лишь надписью «Искусство жить». В письме были ответы на когда-то заданные мною вопросы, обращённые к Людмиле Георгиевне. Видимо, по какой-то причине мама записывала фрагменты наших бесед. Итак немного из письма…
Сын: Мам, а ты боишься смерти?
Мама: Знаешь… Пожалуй, что нет. А что её бояться — ведь это условие, равное для всех. Кстати, я и не думаю, кому достанется наше имущество. Странно, что тебя это так заботит…
Сын: Но у тебя есть я, поэтому ты и не думаешь. А у меня никого…
Мама: А ты все равно не думай. Какая разница…
Сын: Мам, а ты не жалеешь, что у тебя нет внуков?
Мама: Знаешь, теперь уже нет. Так сложилось. Раньше очень хотела, но потом поняла, что это моя судьба. Теперь для меня главное — твои книги, картины: твоё творчество. Я вижу, что это тебе удаётся, ты успешен, и это мне во многом заменило желание иметь внуков.
Сын: Мам, а что я за человек? Каким ты меня видишь?
Мама: Ты… непростой. С тобой надо быть во многом подготовленным человеком – образованным, эрудированным, воспитанным, но ты добрый. И это — главное. (Сделав паузу) Только не зазнайся…
Сын: Мам, а если бы ты стала вновь молодой, то как бы прожила свою жизнь?
Мама: Я была бы хулиганкой. Мне нравятся смелые, решительные люди. Я по жизни была трусихой, точнее, старалась не вылезать за рамки, но будь моя воля, то стала бы атаманшей.
Сын: Вот ты юрист. А кем бы ты хотела всё же быть – судьёй, прокурором или адвокатом?
Мама: Прокурором была, судьёй — тоже, адвокатом — нет. И все-таки (пауза) — судьёй, (пауза) но справедливым.
Сын: А ты против отмены смертной казни?
Мама: Я – да! Считаю, что такая статья должна быть. А если не будет подобных преступлений, то и приговоров не будет. Вот только ложь людская мешает этому. Многих невинных можно подвести под эту статью, так что лучше пусть будет мораторий.
Сын: Мам, а ты хотела бы родить девочку?
Мама: Нет. Я как-то сразу знала, что у меня будет только мальчик.
Сын: Мам, а есть что-то в моем характере, что тебе нравится, но этого нет в твоём?
Мама: Твоё терпение, умение защищать друзей, даже от меня и даже если они не правы. Ещё нравится, что ты добрый в душе и что у тебя есть своя точка зрения. При этом ты не самодур и не спорщик. Достаточно…
Сын: А что не нравится?
Мама: (Смеётся). Что поступаешь только так, как считаешь нужным. Часто торопишься и не слушаешь чужого мнения. А вообще-то я тобой довольна. Если бы что-то не нравилось, то уж точно бы тебе сказала, ты меня знаешь…
Сын: Ты просто меня очень любишь…
Мама: Да. Но не настолько, чтобы потворствовать твоим глупостям. Слава Богу, что их все меньше и меньше.
Сын: А они были?
Мама: А ты думаешь, что нет? (Смеётся).
Из книги Терентия Травника «Миг счастья длиною в жизнь».