Давно хотел, но никак не получалось: всё время что-то не позволяло мне сесть за бумагу и написать несколько строк об очень важном, а пожалуй, что и самом важном из того, что пока хранится в архивах моего жизненного опыта.
Тот, у кого на руках умирал близкий человек, меня поймет. Причем когда умирал не один день и именно на руках, а не в больнице или дома, но за стеной. А поймет потому, что нет выше душевной боли, чем видеть, как все заканчивается, а ты не можешь этому воспрепятствовать. И не о смерти по возрасту я сейчас говорю, и не о смерти по причине долгой болезни, а о смерти от раны или быстрого угасания в виде скоротечного недуга, как оно нередко случается, скажем, при раке.
Так вот, в моей жизни у меня подобное было, и не раз, и я всё это помню. Знаю, как впервые дает о себе знать смерть: примерно за полгода до того, как прийти, она ненадолго, почти на мгновение, надевает на человека свою маску, но находящийся рядом любящий человек сразу её заметит. Собственно, с этого всё и начинается, а значит, остается отсчитывать несколько месяцев. Маска — это особое выражение лица, особое состояние, которое делает человека одинаковым со всеми мертвыми лицами. И это не бледность или что-то изможденное, это – смерть. А еще — говорите с таким человеком, если он в состоянии, а чаще всего это так. Обычно он будет по многу раз говорить вам одно и то же, что вам вполне может показаться незначительным, но это не так. Это, поверьте, самое главное, что вы должны услышать от него и оставить при себе до конца - до того момента, пока смерть не придёт и за вами.
Признаться, я всегда был против клиник, куда отсылают тяжелобольных их родственники, отсылают в смерть, и прежде всего потому, что оставшийся в мире живых человек не услышит того, что скажет ему умирающий. А для умирающего это необходимо, это — единственное, что осталось ему сделать для вас.
И опять же, это не последние слова, как говорится, слова на выдохе… Они начинаются намного раньше, начинаются с того самого момента, когда смерть впервые примерила свою маску на том, за кем она скоро придет.
Кстати, у меня есть знакомая пожилая медсестра, проработавшая более тридцати лет в реанимации, которая мне тоже об этом говорила. Она легко определяла в больнице тех, кто уже не жилец, именно по выражению лица. Пока я сам не сподобился это видеть, я не понимал, о чем она говорит.
С каждыми похоронами я всё больше и больше убеждаюсь, как мелководна страна живущих и как необъятна и глубока та, где находятся перешедшие последнюю черту.
Однажды мама, посетив меня во сне, сказала, что те законы, которые правят в мире ином, настолько совершенны, что уделяют полное внимание любому, кто пришел на тот свет. Единственное, что я смог уточнить, так это в чём их суть, на что она ответила – в любви. Основа земной жизни, продолжила она, это страх – страх заболеть, потерять, оказаться в беде, умереть и так далее. Но есть и на земле те, кто успевает эволюционировать дальше, переводя страх в интерес. У таких людей нет страха заболеть, а есть интерес к тому, что такое болезнь и как через это пройти. Нет страха потерять, но есть интерес к потерям как урокам для их души, равно как и к бедам, трудностям и испытаниям. В некотором роде это — чудаки, а то и безумцы, но именно из них и состоят ряды гениев. Гений — это не тот, кто обладает сверхспособностями, а тот, кто смотрит на мир, как на область, в которой не существует ничего того, что большинство считает невозможным. Даже смерть такие люди рассматривают с интересом возможностей. Но дальше интереса идет любовь и только любовь. Оказывается, среди живущих есть и такие, кто от любознания пришел к любви...

Терентий Травник. Из книги «Три-Четыре».