Вероятно, это то, что я могу пожелать любому мужчине, возраст которого подошел к сорока или перевалил за этот возраст. С годами мне удалось укрепиться в трех основных положениях жизни. Первое, что я усмирил, — это зов мошонки, а проще говоря, некую вполне естественную зависимость от женщины. Теперь в общении с оной мною руководит интеллект и любовь к ней вместе с огромным уважением, что никак не отражается на потенции. Второе: мне больше не надо отстаивать свое место в социуме, ибо реальное воплощение моих трудов, причем не на словах, говорит само за себя. Это как раз то самое, когда на тебя начало работать твое имя, потому как до этого ты десятилетиями работал исключительно на него. И, наконец, третье: это окончательно сформировавшаяся, причем очень динамичная и способная эволюционировать система собственных взглядов и знаний, дающая опору и уверенность всему тому, чем я сегодня занимаюсь. Ничто не может дать тебе столько силы, как осознание того, кем ты являешься в этой жизни. Я вовремя пришел к словотворчеству. Опыт, полученный от познания реальности, избавил меня от художественной писанины и дал возможность излагать только то, что касается человека, его жизни, его смыслов и целей. Всю чувственность, эстетическую претенциозность, манерную демонстративность я оставил музыке и живописи. Такое положение дел позволяет мне не только быть самим собою, но и оставаться благодарным жизни и Богу. Я сломал театр своего подросткового роста и уволился с его сцены, оставив при себе самое лучшее, что он может подарить мужчине, а это — смелость, романтичная дерзость и честь. В какой-то степени я пришел к своему отцу, Аркадию Павловичу, с его пожизненной военной выправкой и умением принимать обстоятельства жизни такими, какими они являются. Менестрель, странник и бунтарь — сын возвратился в стены семейной офицерской чести и благородства, оставив за собой право заниматься тем, чем считает важным: любить людей, жизнь и славить Бога.

Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».