Воистину Воскресе! Сегодня у меня 33-я Пасха. Самая, пожалуй, лучшая из всех. Я имею в виду — из осознанных. То, что моя семья отмечала Пасху, это понятно. Но до своего крещения я не очень любил этот Праздник. Он у меня ассоциировался, как и вся церковь, с покойниками, а потому я его и сторонился. Поездки на кладбище у меня вызывали тоску и какую-то брезгливость. В общем, радости не было, впрочем, как и сегодня.
Да, воскрес Господь и расточились врата Его и да, бежали от лица Его все ненавидящие Его! Все эти годы я всячески всматривался в Пасху. Были и радостные, и пафосные дни, были суетливые, типа новогодних, были ортодоксально-догматические. Все неплохие. Сегодня я впервые без кулича, яиц и самой Пасхи —так получилось. Во мне нет ни печали, ни радости, но очень много любви. Это особое состояние, не имеющее для меня никаких аналогов. Может, это и не любовь, а просто я так называю то, что творится с моими телом и душой. Мне очень светло, как никогда светло. Этот свет имеет и вкус, и запах, и он прикосновенен. Это не свет лампы, луны, свечи или солнца. Лучшее определение ему — это ясность. Для меня Пасха укладывается в простое: Ему предложили воскреснуть, Он поблагодарил, но попросил время, чтобы подумать. И еще, мне всегда хотелось подготовиться к смерти. Это — когда ты вроде бы и подготовился, но пока живешь дальше. Лично для меня жить и при этом быть готовым к смерти и означает жить полноценно. Только быть готовым — это не означает, как на Западе, уладить все земные дела и попрощаться. Это — другое. Я бы назвал это хорошей усталостью, но не от дел, суеты или болезни, а от самого себя в этой жизни, именно в этой и именно от самого себя в ней. Возможно, это похоже на состояние тела с утра, когда, проснувшись, ему хочется спать. Попробуй убедить ребенка, что пора вставать, ибо его ждет нечто интересное, — он же все равно будет хотеть спать. Вот так и со смертью: как бы жизнь ни была хороша, но спать, то есть умереть — лучше. И это осознанное, а потому и не хочется просто отключиться, так и не поняв, что с тобой случилось. Может, поэтому я в последние два-три года почти стер в себе границу между жизнью и не жизнью. Пока так.
Терентий Травник. Из книги "Честное слово".
Да, воскрес Господь и расточились врата Его и да, бежали от лица Его все ненавидящие Его! Все эти годы я всячески всматривался в Пасху. Были и радостные, и пафосные дни, были суетливые, типа новогодних, были ортодоксально-догматические. Все неплохие. Сегодня я впервые без кулича, яиц и самой Пасхи —так получилось. Во мне нет ни печали, ни радости, но очень много любви. Это особое состояние, не имеющее для меня никаких аналогов. Может, это и не любовь, а просто я так называю то, что творится с моими телом и душой. Мне очень светло, как никогда светло. Этот свет имеет и вкус, и запах, и он прикосновенен. Это не свет лампы, луны, свечи или солнца. Лучшее определение ему — это ясность. Для меня Пасха укладывается в простое: Ему предложили воскреснуть, Он поблагодарил, но попросил время, чтобы подумать. И еще, мне всегда хотелось подготовиться к смерти. Это — когда ты вроде бы и подготовился, но пока живешь дальше. Лично для меня жить и при этом быть готовым к смерти и означает жить полноценно. Только быть готовым — это не означает, как на Западе, уладить все земные дела и попрощаться. Это — другое. Я бы назвал это хорошей усталостью, но не от дел, суеты или болезни, а от самого себя в этой жизни, именно в этой и именно от самого себя в ней. Возможно, это похоже на состояние тела с утра, когда, проснувшись, ему хочется спать. Попробуй убедить ребенка, что пора вставать, ибо его ждет нечто интересное, — он же все равно будет хотеть спать. Вот так и со смертью: как бы жизнь ни была хороша, но спать, то есть умереть — лучше. И это осознанное, а потому и не хочется просто отключиться, так и не поняв, что с тобой случилось. Может, поэтому я в последние два-три года почти стер в себе границу между жизнью и не жизнью. Пока так.
Терентий Травник. Из книги "Честное слово".