Всякий свет лишь раздвигает тьму, и чем он ярче, тем гуще, мрачнее и напряженнее окружающая его тьма. Таким светом является и свеча возженного таланта, пламя которого будут постоянно задувать ветрами недовольные, заливать дождями сомневающиеся, а равнодушные - гасить бездействием. Ещё в 80-х годах ведущий музыкальной программы русского радио "ВВС " Всеволод Новгородцев произнес слова, явно относящиеся не только к музыкантам:
Ты надрывным рыком гитар буди
В этих, давно апатичных людях,
Рок-н-рольную боль в груди.
Нередко общество относится к талантливым людям с нескрываемым недоверием. Такие люди, подобно зеркалам, отражают самим своим существованием всю кривизну и неразвитость окружения, призывая к удивительно понятным и простым вещам. "Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который существует еще где-то внутри тебя," - пишет Габриэль Маркес. Он уверяет, что "...если мы прислушаемся к ребенку внутри нас, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью".
Пройдет время, и кривизна общества, отраженная в чистой и прозрачной душе гения, безусловно, будет устранена, но это будет потом, и, увы, после того, как огласившего эту проблему сживут со света его многочисленные недоброжелатели. Гениями интересуются, но их же и остерегаются, а порой недолюбливают и даже ненавидят. Зачастую они предстают в глазах обывателя скрытными, оттого и высокомерными, как говорится, теми, кто "себе на уме". Может, оно и так, поскольку этому есть вполне очевидное обоснование: талант, действительно, не лишен надменности и снобизма, и создаваемое в обществе напряжение - дело, в том числе, и его рук. И все же вся эта недосказанность и отстраненность в большинстве своем есть результат вовсе не злого умысла, а происходящего внутри мастера творческого процесса, до поры до времени скрываемого от посторонних суждений. Очевидно, что как только появится результат, то автор сразу представит его на суд слушателя, зрителя или читателя. Тем не менее по причине этой самой паузы, вследствие этой, пусть временной, но отстраненности и складывается вокруг художника мнение, зарождаясь в среде любопытствующего и вечно недовольного окружения, которому, по словам Жана Батиста Гренуя, "не лень задавать вопросы, и рыть, и исследовать, и вынюхивать, и над чем только не экспериментировать...". И все это выведанное нередко приправляется собственными домыслами, сплетнями, а то и откровенной клеветой.
Всякая же попытка автора самому развенчать подобные мифы особых результатов не дает. В 1941 году Борис Пастернак советовал русскому гению:
Чем громче о тебе галдеж,
Тем умолкай надменней.
Не довершай чужую ложь
Позором объяснений.
К теме асоциальности, непонимания и одиночества рано или поздно обращаются все представители рода гениев. "Одиночество — самое страшное, что может случиться с человеком, - заявляет Зюскинд, сам долгое время писавший короткие рассказы, которые не публиковались, и сценарии, кино по которым никто не снимал, - и неважно, кто этот человек, бедняк или богач, простак или хитрец, глупец или гений. Одиночество не стучится и не ждет, пока ему откроют, у него есть ключи ото всех дверей…" Увы, но похоже, что отрицательное мнение о гении жизненно необходимо подавляющему большинству из его окружения. Складывается ощущение, что сознательно, а скорее неосознанно формируя негатив, сгущая тьму недоверия вокруг воспылавшей свечи гениального посланника из будущего, толпа таким образом предохраняет себя от психоэмоционального накала и перегрузок ревностью,что связано с явным контрастом, возникающим между уровнем таланта и обыденностью окружения, и та же толпа опасается перспективы быть форсированно перетянутой на уровень, декларированный новоявленным мастером - человеком, которого Патрик Зюскинд в своем романе описывал, как "спустившегося с золотого облака, плавно парящего на широко распростертых крыльях над ночной страной своей души, устремленного домой - в свое сердце". Но эти изменения опасны, а для неготовых - вдвойне. Эволюционное здравомыслие диктует необходимость высмеять, унизить, растоптать и, в конечном счете, уничтожить смутьяна, свободолюбца, предварительно забрав у него всякое интеллектуальное наследие и отложив его до лучших времен. Гений всегда не ко времени, но почему-то Небо посылает его в мир намного раньше необходимого, зная об уготовленной ему судьбе жертвы, но такова воля и власть Всевышнего.
Всякая гениальность ещё при жизни обречена на гонение и заклание, и художник, каким бы любимым он ни был для своего ближайшего окружения, рано или поздно будет распят на кресте общественного мнения, прибит гвоздями собственной усталости, надломленности, истощения, и лишь возможное посмертное признание может обеспечить гению достойное и спокойное существование в вечности, и первое тому напоминание - жизнь и смерть Христа.
Терентiй Травнiкъ. Из писем и дневников. Книга вторая.
Ты надрывным рыком гитар буди
В этих, давно апатичных людях,
Рок-н-рольную боль в груди.
Нередко общество относится к талантливым людям с нескрываемым недоверием. Такие люди, подобно зеркалам, отражают самим своим существованием всю кривизну и неразвитость окружения, призывая к удивительно понятным и простым вещам. "Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который существует еще где-то внутри тебя," - пишет Габриэль Маркес. Он уверяет, что "...если мы прислушаемся к ребенку внутри нас, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью".
Пройдет время, и кривизна общества, отраженная в чистой и прозрачной душе гения, безусловно, будет устранена, но это будет потом, и, увы, после того, как огласившего эту проблему сживут со света его многочисленные недоброжелатели. Гениями интересуются, но их же и остерегаются, а порой недолюбливают и даже ненавидят. Зачастую они предстают в глазах обывателя скрытными, оттого и высокомерными, как говорится, теми, кто "себе на уме". Может, оно и так, поскольку этому есть вполне очевидное обоснование: талант, действительно, не лишен надменности и снобизма, и создаваемое в обществе напряжение - дело, в том числе, и его рук. И все же вся эта недосказанность и отстраненность в большинстве своем есть результат вовсе не злого умысла, а происходящего внутри мастера творческого процесса, до поры до времени скрываемого от посторонних суждений. Очевидно, что как только появится результат, то автор сразу представит его на суд слушателя, зрителя или читателя. Тем не менее по причине этой самой паузы, вследствие этой, пусть временной, но отстраненности и складывается вокруг художника мнение, зарождаясь в среде любопытствующего и вечно недовольного окружения, которому, по словам Жана Батиста Гренуя, "не лень задавать вопросы, и рыть, и исследовать, и вынюхивать, и над чем только не экспериментировать...". И все это выведанное нередко приправляется собственными домыслами, сплетнями, а то и откровенной клеветой.
Всякая же попытка автора самому развенчать подобные мифы особых результатов не дает. В 1941 году Борис Пастернак советовал русскому гению:
Чем громче о тебе галдеж,
Тем умолкай надменней.
Не довершай чужую ложь
Позором объяснений.
К теме асоциальности, непонимания и одиночества рано или поздно обращаются все представители рода гениев. "Одиночество — самое страшное, что может случиться с человеком, - заявляет Зюскинд, сам долгое время писавший короткие рассказы, которые не публиковались, и сценарии, кино по которым никто не снимал, - и неважно, кто этот человек, бедняк или богач, простак или хитрец, глупец или гений. Одиночество не стучится и не ждет, пока ему откроют, у него есть ключи ото всех дверей…" Увы, но похоже, что отрицательное мнение о гении жизненно необходимо подавляющему большинству из его окружения. Складывается ощущение, что сознательно, а скорее неосознанно формируя негатив, сгущая тьму недоверия вокруг воспылавшей свечи гениального посланника из будущего, толпа таким образом предохраняет себя от психоэмоционального накала и перегрузок ревностью,что связано с явным контрастом, возникающим между уровнем таланта и обыденностью окружения, и та же толпа опасается перспективы быть форсированно перетянутой на уровень, декларированный новоявленным мастером - человеком, которого Патрик Зюскинд в своем романе описывал, как "спустившегося с золотого облака, плавно парящего на широко распростертых крыльях над ночной страной своей души, устремленного домой - в свое сердце". Но эти изменения опасны, а для неготовых - вдвойне. Эволюционное здравомыслие диктует необходимость высмеять, унизить, растоптать и, в конечном счете, уничтожить смутьяна, свободолюбца, предварительно забрав у него всякое интеллектуальное наследие и отложив его до лучших времен. Гений всегда не ко времени, но почему-то Небо посылает его в мир намного раньше необходимого, зная об уготовленной ему судьбе жертвы, но такова воля и власть Всевышнего.
Всякая гениальность ещё при жизни обречена на гонение и заклание, и художник, каким бы любимым он ни был для своего ближайшего окружения, рано или поздно будет распят на кресте общественного мнения, прибит гвоздями собственной усталости, надломленности, истощения, и лишь возможное посмертное признание может обеспечить гению достойное и спокойное существование в вечности, и первое тому напоминание - жизнь и смерть Христа.
Терентiй Травнiкъ. Из писем и дневников. Книга вторая.