Для меня жить в России— это абсолютно разумный выбор и серьезное решение. В моём доме и по сей день лежат-желтеют четыре предложения-приглашения на выезд за рубеж. Меня просто тянули туда коллеги. Тянули как творческого человека, а позже — и как писателя, но я всегда отказывался, и на то были веские причины: я люблю свою страну, какой бы она ни была, и я ее понимаю, а она — меня. Здесь я на месте, и это, как уже говорил, не обсуждается.
Признаться, я хорошо понимаю тех, кто уезжает из России, и не делаю никаких выводов по этому поводу. Мне вообще не близко это гонение на ведьм, потому как реальных дел невпроворот. Более того я уверен, что этим ведает особая сила бытия и распределяет людей по тем местам, где они и должны быть. Скажем, Бродский не был бы Бродским в том виде, каким мы его воспринимаем, если бы его не выдворили с чемоданом из страны. Бунин не был бы Буниным без Парижа, а Куприн не стал бы Куприным, если бы ему не удалось вернуться назад из Франции в Россию и умереть в Ленинграде. Я не представляю Травника на Елисейских полях или на лавочке в теньке от стен Вестминстерского аббатства. Если только страна вздумает вдруг вышвырнуть меня сама, как безбилетника из поезда... Но это уже другая история.

ВСПОМНИЛОСЬ
Как-то раз к нам на дачу заехал грузовик, привез щебёнку. Водитель, услышав от кого-то, что я вроде как писатель, попросил сфотографироваться рядом со мной. Сказал, что первый раз с писателем рядом стоит, что покажет фото жене и расскажет ей об этом. А чтобы парню поверили, я подарил тогда ему несколько своих книг с автографом. Он настолько был счастлив, что всё лето, проезжая мимо, непременно привозил нам из своего села то картошку, то грибы, то рыбу вяленую, то варенье. Мама была поражена. Помню, с улыбкой сказала: «Ну, сын, с голоду ты точно не помрешь. Слово тебя прокормит». Это было почти двадцать лет назад. Тогда вышла моя пятая книга. Писателем я ещё и не думал представляться, просто подарил книги, но мой новый приятель, несмотря на мои скромные возражения, стал искренне считать меня именно таковым.
В конце лета я ему сказал:
--Теперь мне придется точно становиться писателем, дабы оправдать доверие...
И он, немного гордясь собой, серьезно ответил:
— А я почти все ваши стихи выучил наизусть и сам удивляюсь, ведь раньше -то вообще их знать не хотел.
Прошел год, и на следующее лето он снова приехал к нам. И выйдя из своего камаза, тут же спросил:
— Ну как, писателем-то еще не стали?
— Пока нет, - ответил я.
В ответ он по-доброму улыбнулся и посоветовал:
— Вы не спешите, это вам не щебенку возить!
Позднее мы подружились и вместе стали ездить по монастырям. Он щебенку возил, а я — его.

Терентий Травник. Из книги «Листва по дереву».