Искусство, в отличие от творчества, может оказаться и умно-степенным, и претенциозным, и даже бесполезным, когда гармония нарушается несоответствием между двумя средами - внешней и внутренней. Иногда такое произведение становится просто сборщиком пыли, вроде какой-нибудь современной инсталляции. И это тоже самовыражение, но только для зальчика, для парочки снобов и десятка случайных, скучающих зрителей. Но все равно это искусство, и оно имеет право на существование, хотя в нем, часто непреднамеренно , искажены душевно-духовные связи, и тогда оно становится разрушительным. Такую форму искусства невозможно определить, с нею будешь постоянно мыкаться, все равно что с яйцом Фаберже в деревне. В большинстве своем подобные произведения манифестируют неразвитость их же создающего художника, отсутствие у него мастерства, а то и таланта, или наличие в нем той самой душевной экстатичности, что требует скандального привлечения внимания. Многое из того, что сегодня включается в неимоверно расширенное понятие перфоманса, вполне могло бы быть определено, как типичная детская мазня. К сожалению, подобное, помимо живописи, существует и в литературе, и в театре, и даже в музыке. В последней - в меньшей степени, видимо, из-за ее физико-математического родства с выверенной вибрацией.
Тем не менее , надо отдать должное гармонии, которая каким-то удивительным, если не сказать, чудесным, способом приживается во всякой форме, создавая устойчивую связь с нею, и единственным условием существования этой связи могут быть разве что искренняя вера и подлинная увлеченность, даже влюбленность мастера в свое детище, дозволяющие ему каким-то образом, но вписывать созданное им чуть ли не в каноны филокалии (в переводе с греческого - любви к прекрасному). При таком положении вещей созданное им покидает рынок полу- и четверть-фабрикатов и становится в ряды того, что в начале ХХ-го столетия имело дерзость назваться авангардом культуры, и, надо сказать, действительно отстояло это право с лихвой.
Рассуждая на тему недозволенного, постоянно ловишь себя на мысли, насколько непростым является балансирование всякой велеречивой критики в адрес недозволенного между свободомыслием, но при этом граничащим с развратом древнего Рима эпох правления Тиверия, Нерона или Калигулы и все той же «пережатостью», зачастую переходящей в одержимость, гонителей ведьм времен Томаса Торквемады. Соблазниться, оступиться, свалиться и утонуть в том или ином, а по-другому и не скажешь, болоте здесь крайне легко, поддавшись велению мыслей о собственной многозначимости, и наделив себя правом местного вершителя. Необдуманный анализ таких явлений, как выступление девушек в храме Христа Спасителя или выход на экраны фильма «Матильда», заодно и суждения о телепередаче «Дом-2» или о художественных изысках акциониста Петра Павленского могут привести к вполне случайному попаданию вашей критики в неизлечимую армию фанатиков. И при этом не важно, приверженцем ли крайнего гедонизма Аристиппа ты будешь или же вычурным последователем аскезы человека без имени и отчества, по убеждениям похожего на Рахметова, героя романа Чернышевского "Что делать?". У фанатизма одно, и при том безликое, лицо.
И все же явление, выделенное социумом, как недозволенное, есть, и оно просится быть названным. Камень брошен, и не один, волны идут, а души зрителей взволнованы. Разбираясь в столь непростой теме, понимаешь, что следует ограничиться диапазоном ниже среднего, где, собственно, и формируется всякое частное мнение. Лезть в ряды навешивателей ярлыков, а то и самих судей совершенно ни к чему, да и не хочется. Все ближе и ближе подходя к ответу, понимаешь, что он во многом будет определен не только твоим и только твоим психофизическим состоянием, но и настроением, что правит тобою последние несколько часов, а потому претендовать на что-либо весомое здесь просто бессмысленно. В подобных случаях на помощь всегда приходит совет Христа: не судить! Все мы это слышали, все его знаем, но так и продолжаем судить... Интересно предположить, а как бы сам Иисус Христос отнесся к фильму «Матильда»? Сам вопрос, конечно, сомнительный, но все-таки... На любой вопрос можно найти ответ в словах Евангелия - в этом и есть подлинность и красота величайшей книги человечества. Открываем, читаем и понимаем, что даже в минуты наивысшей своей скорби, когда на кон была поставлена сама Его жизнь, Христос просил своего Отца простить гонителей, которые, по Его же словам, не ведали, что творили. Трудно сказать, являются ли некоторые деятели современного искусства гонителями нравственности в своем прямом назначении или нет, но если даже и допустить это, то правильность собственного внутреннего решения просить перед Богом об их прощении более чем очевидна.
Предвижу возмущение некоторых, но, обращаясь прежде всего к христианам, позволяю себе спросить: "А что иное могло бы предложить в этом случае ваше христианское сердце, как не прощение таковых?"
Терентiй Травнiкъ. Из книги «Письма и дневники».
Тем не менее , надо отдать должное гармонии, которая каким-то удивительным, если не сказать, чудесным, способом приживается во всякой форме, создавая устойчивую связь с нею, и единственным условием существования этой связи могут быть разве что искренняя вера и подлинная увлеченность, даже влюбленность мастера в свое детище, дозволяющие ему каким-то образом, но вписывать созданное им чуть ли не в каноны филокалии (в переводе с греческого - любви к прекрасному). При таком положении вещей созданное им покидает рынок полу- и четверть-фабрикатов и становится в ряды того, что в начале ХХ-го столетия имело дерзость назваться авангардом культуры, и, надо сказать, действительно отстояло это право с лихвой.
Рассуждая на тему недозволенного, постоянно ловишь себя на мысли, насколько непростым является балансирование всякой велеречивой критики в адрес недозволенного между свободомыслием, но при этом граничащим с развратом древнего Рима эпох правления Тиверия, Нерона или Калигулы и все той же «пережатостью», зачастую переходящей в одержимость, гонителей ведьм времен Томаса Торквемады. Соблазниться, оступиться, свалиться и утонуть в том или ином, а по-другому и не скажешь, болоте здесь крайне легко, поддавшись велению мыслей о собственной многозначимости, и наделив себя правом местного вершителя. Необдуманный анализ таких явлений, как выступление девушек в храме Христа Спасителя или выход на экраны фильма «Матильда», заодно и суждения о телепередаче «Дом-2» или о художественных изысках акциониста Петра Павленского могут привести к вполне случайному попаданию вашей критики в неизлечимую армию фанатиков. И при этом не важно, приверженцем ли крайнего гедонизма Аристиппа ты будешь или же вычурным последователем аскезы человека без имени и отчества, по убеждениям похожего на Рахметова, героя романа Чернышевского "Что делать?". У фанатизма одно, и при том безликое, лицо.
И все же явление, выделенное социумом, как недозволенное, есть, и оно просится быть названным. Камень брошен, и не один, волны идут, а души зрителей взволнованы. Разбираясь в столь непростой теме, понимаешь, что следует ограничиться диапазоном ниже среднего, где, собственно, и формируется всякое частное мнение. Лезть в ряды навешивателей ярлыков, а то и самих судей совершенно ни к чему, да и не хочется. Все ближе и ближе подходя к ответу, понимаешь, что он во многом будет определен не только твоим и только твоим психофизическим состоянием, но и настроением, что правит тобою последние несколько часов, а потому претендовать на что-либо весомое здесь просто бессмысленно. В подобных случаях на помощь всегда приходит совет Христа: не судить! Все мы это слышали, все его знаем, но так и продолжаем судить... Интересно предположить, а как бы сам Иисус Христос отнесся к фильму «Матильда»? Сам вопрос, конечно, сомнительный, но все-таки... На любой вопрос можно найти ответ в словах Евангелия - в этом и есть подлинность и красота величайшей книги человечества. Открываем, читаем и понимаем, что даже в минуты наивысшей своей скорби, когда на кон была поставлена сама Его жизнь, Христос просил своего Отца простить гонителей, которые, по Его же словам, не ведали, что творили. Трудно сказать, являются ли некоторые деятели современного искусства гонителями нравственности в своем прямом назначении или нет, но если даже и допустить это, то правильность собственного внутреннего решения просить перед Богом об их прощении более чем очевидна.
Предвижу возмущение некоторых, но, обращаясь прежде всего к христианам, позволяю себе спросить: "А что иное могло бы предложить в этом случае ваше христианское сердце, как не прощение таковых?"
Терентiй Травнiкъ. Из книги «Письма и дневники».