Иногда мне кажется, что еще немного, и я наконец-то оставлю эти бесконечные блуждания неприкаянного публициста по улочкам современной безнравственности и вернусь к жизни – вернусь к поэзии. Трудно даже представить, что происходит с твоей душой, когда ты оставляешь ум где-то позади и возвращаешься к лирике, возвращаешься к поэтической строке. Это словно исцеление и пробуждение одновременно, но пробуждение легкое и незамысловатое, такое, как случалось в детстве. Все-таки стихи, настоящие стихи, настолько могущественны и для читателя, и для создающего их, что ничего подобного им в слове я не встречал. Разве что молитву, да и то бывает так, что пишется стихотворная строка, и тут к тебе залетает в окно ангел, садится на край стула, упирается рукой в подбородок (ангелы, заметил, почему-то всегда сидят так, если слушают стихи) и слушает, слушает, слушает… Теперь вы понимаете, почему у жизни есть проза, а у поэзии… Да, именно так: у поэзии есть она – смерть. Но не пугайтесь, ибо здесь и только здесь смерть есть наивысшее переживание всего, что можно представить себе, будучи живым. По сути, поэзия — это постоянное умирание с невозможностью умереть окончательно, а это и есть бессмертие, это и есть вечность, это и есть любовь. И тот, кому посчастливится стать поэтом, и те, кому посчастливится с поэтом встретиться или встретиться с его стихами, просто обязаны обессмертиться, ибо зачем тогда вообще нужно это самое прекрасное, что есть в жизни, — слово.
Терентий Травник. Из книги "Больше, чем почти".
Терентий Травник. Из книги "Больше, чем почти".