Не знаю, навязывают ли бесчувственность СМИ или это закономерное состояние текущего времени, но то, что мне во всём этом нет места – очевидно. С каждым годом я всё чаще и чаще залезаю на зелёный холм романтики и всматриваюсь в прошлое, а это — не иначе как старость. Не думал, что ностальгия — такое назойливое, даже болезненное состояние. Мои ровесники тоже начали вести беседы о своих молодых годах. Начинаю узнавать всё, о чем раньше и духом никто не ведал, а теперь можно и рассказать: гриф секретности снят – романы и интриги потеряли свою былую силу, как и привлекательность. Женщины стали разговорчивей, но часто повторяются; мужчины по-прежнему, хотя и реже, но все-таки ищут элементы значимости в своём бытии. Искусство не привлекает, наука второстепенна, семья естественна, остаётся политика, а это та ещё отрава. А ведь травятся, да ещё как. Пожилые обычно не пьют, а если и пьют, то реже и меньше, а вот политикой травятся почти все. Иногда мне кажется, что политика — эта такая пища для ума, в которую намешано всё, да ещё и с усилителями вкуса и аппетита. Вроде какое тебе дело до того, куда ездил министр или как ответили кому-то на что-то поляки или немцы, а пялишься и слушаешь. И что это значит — ответили немцы? Прямо-таки сразу все взяли и ответили? Конечно же нет, это всё СМИ стряпают удобоваримое для народа и выгодное для хозяина кушание, а потому и не очень хочется его потреблять, как распробуешь. А распробовать нелегко: слишком много интонаций в «ении», как говорил мой одногруппник по детскому садику.
Что-то я разнылся, а это верный признак размены пятого десятка, когда почти ничего не хочется, а хвосты остались и мешают. В лучшие часы своей неусталости думаешь о природе и покое – самые благодатные мысли! И чем ближе они к реальности, тем проще выживать. Планов на будущее нет давно. Мечтал поменять выключатель, а потом привык – работает, и на том спасибо. И это не от разболтанности, а от умудрённости бытовой происходит. Всему свои сроки, а потому, зная, ты в этом и пребываешь. По телефону звонят часто, но каждый о своём только и рассказывает. А о чём ещё? Возраст не позволяет планировать и проектировать – можно не достроить и не дожить, а ещё голова скудеет: яркость потускнела, контрастность ослабла и цветность села, так что если не хочешь плохо выглядеть, то ныряй-ка в воспоминания – они точно посочнее будут, чем твоя нынешняя текучка. И всё же настоящего хочется! И не только потому, что это первый признак хорошей интеллектуальной потенции и сил, но ещё и явная возможность задержаться на корабле жизни. Если есть идеи, то жизнь всегда готова их рассматривать, это я давно заметил. Только задумаешь что-то, а жизнь тут как тут: со сметой и предупреждением о возможных издержках. Это шутки у неё такие: главное — оценить и не сдрейфить. А мемуарщиков жизнь не жалует: не любит она фантазий на тему собственного бытия, а впрочем , она всё равно что-то подкидывает трудягам, дабы совсем не сникли. Они для неё почти все - коллежские регистраторы, что-то вроде прапорщика, а надворных, тем более статских советодателей в этой братии не бывает.
Открыл окно, а там — 2021! Детям сорок и за сорок – выросли окончательно! Вспомнил себя в этом возрасте — покраснел и понял, что они давно уже не дети! Тогда кто ты? Старик! – шепнул кто-то прямо в ухо и тут же смылся. Во как! А возразить нечем да и незачем. Впрочем, разве плохо дожить до самого прекрасного возраста, когда одни от тебя отстали, а другие пока ещё не пристают: кишка тонка! Вот он – возраст руководителя самого себя: честь вроде как сберёг, желания не доминируют, правда, настроение ниже среднего, зато голова как никогда шурупит, а это главное! Вообще-то за пятьдесят, а точнее , к шестидесяти — это время, когда ручка и лист бумаги настолько сильны, что стоит захотеть, и всё будет, а дальше — как по маслу: главное не прошляпить и вовремя захотеть. Странное оно, это писательское дело – сидишь и пишешь. Мама бы сейчас сказала, что штаны протираю. Она вообще как-то странно относилась к литераторам. Работая в суде, мама, видимо, не без оснований, сделала вывод, что все пишущие слегка с шизой, а потому в большей степени ей хотелось видеть меня за мольбертом или роялем, нежели на стуле с шариковой, да еще и обгрызанной, ручкой. А иногда случалось — даже губы были в чернилах, совсем по-школьному…
И всё-таки пишешь: сидишь и пишешь, а кому, для чего, сам толком и не понимаешь. Это чисто по-писательски – не понимать, для кого и зачем... Ты ж не жалобу крапаешь, а просто пишешь, вот и всё.
А впрочем находятся — находятся те, кому это нужно и причём нужно много. Вот, к примеру, я недавно залез в переписку Достоевского, и так поднабрался, что ели вылез оттуда: всё по делу! Так что «шпиль,цыган шпиль!» - потому как всё идёт по плану, мистер Фикс.
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга вторая.
Что-то я разнылся, а это верный признак размены пятого десятка, когда почти ничего не хочется, а хвосты остались и мешают. В лучшие часы своей неусталости думаешь о природе и покое – самые благодатные мысли! И чем ближе они к реальности, тем проще выживать. Планов на будущее нет давно. Мечтал поменять выключатель, а потом привык – работает, и на том спасибо. И это не от разболтанности, а от умудрённости бытовой происходит. Всему свои сроки, а потому, зная, ты в этом и пребываешь. По телефону звонят часто, но каждый о своём только и рассказывает. А о чём ещё? Возраст не позволяет планировать и проектировать – можно не достроить и не дожить, а ещё голова скудеет: яркость потускнела, контрастность ослабла и цветность села, так что если не хочешь плохо выглядеть, то ныряй-ка в воспоминания – они точно посочнее будут, чем твоя нынешняя текучка. И всё же настоящего хочется! И не только потому, что это первый признак хорошей интеллектуальной потенции и сил, но ещё и явная возможность задержаться на корабле жизни. Если есть идеи, то жизнь всегда готова их рассматривать, это я давно заметил. Только задумаешь что-то, а жизнь тут как тут: со сметой и предупреждением о возможных издержках. Это шутки у неё такие: главное — оценить и не сдрейфить. А мемуарщиков жизнь не жалует: не любит она фантазий на тему собственного бытия, а впрочем , она всё равно что-то подкидывает трудягам, дабы совсем не сникли. Они для неё почти все - коллежские регистраторы, что-то вроде прапорщика, а надворных, тем более статских советодателей в этой братии не бывает.
Открыл окно, а там — 2021! Детям сорок и за сорок – выросли окончательно! Вспомнил себя в этом возрасте — покраснел и понял, что они давно уже не дети! Тогда кто ты? Старик! – шепнул кто-то прямо в ухо и тут же смылся. Во как! А возразить нечем да и незачем. Впрочем, разве плохо дожить до самого прекрасного возраста, когда одни от тебя отстали, а другие пока ещё не пристают: кишка тонка! Вот он – возраст руководителя самого себя: честь вроде как сберёг, желания не доминируют, правда, настроение ниже среднего, зато голова как никогда шурупит, а это главное! Вообще-то за пятьдесят, а точнее , к шестидесяти — это время, когда ручка и лист бумаги настолько сильны, что стоит захотеть, и всё будет, а дальше — как по маслу: главное не прошляпить и вовремя захотеть. Странное оно, это писательское дело – сидишь и пишешь. Мама бы сейчас сказала, что штаны протираю. Она вообще как-то странно относилась к литераторам. Работая в суде, мама, видимо, не без оснований, сделала вывод, что все пишущие слегка с шизой, а потому в большей степени ей хотелось видеть меня за мольбертом или роялем, нежели на стуле с шариковой, да еще и обгрызанной, ручкой. А иногда случалось — даже губы были в чернилах, совсем по-школьному…
И всё-таки пишешь: сидишь и пишешь, а кому, для чего, сам толком и не понимаешь. Это чисто по-писательски – не понимать, для кого и зачем... Ты ж не жалобу крапаешь, а просто пишешь, вот и всё.
А впрочем находятся — находятся те, кому это нужно и причём нужно много. Вот, к примеру, я недавно залез в переписку Достоевского, и так поднабрался, что ели вылез оттуда: всё по делу! Так что «шпиль,цыган шпиль!» - потому как всё идёт по плану, мистер Фикс.
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга вторая.