У меня был знакомый поэт, надо сказать, очень хороший поэт. Он был много старше меня, опытнее, мудрее. Так вот, как-то раз мне довелось видеть, как он писал стихотворение. Сев за стол и достав чистый лист, он положил его перед собой, снял колпачок со своей перьевой ручки, снял очки, и, покусывая дужку, замер. Достаточно долго он просто смотрел то на лист, то в окно, его губы дрожали в едва заметном шепоте. «Знаешь, - произнес он в тот момент своим тихим голосом, обращаясь как бы ко мне, - чем большие тонкости ты постигаешь в написании, чем большего мастерства ты в нем достигаешь, тем благоговейнее относишься ко всему, что связано с поэтическим трудом».
Слушая его, я вдруг вспомнил, как по случаю стал свидетелем передачи холодного оружия воину-самураю, когда тот, получив саблю-катану, лишь слегка выдвинул клинок из ножен и самозабвенно прикоснулся к нему губами.
Как-то раз, подвизаясь в монастыре и находясь в храме, я опять увидел нечто подобное. Вошедший инок, пройдя мимо меня, подошел к образу Богородицы, замер пред ним и долго стоял, буквально не дыша. Потом перекрестился, снял скуфейку и приложился сперва устами, а потом челом. Уходя, он встретился со мной взглядом. Мы оба немного смутились, он же положив правую руку на грудь себе, едва заметно поклонился в мою сторону.
Есть у меня друг, известный художник, дружим с юности. Как-то я гостил у него в мастерской за городом. Случилось, что я наблюдал, как он не спеша выставляет мольберт на улице, выкладывает краски, кисти. Я поделился с ним тем впечатлением, кое на меня произвело все это. «Да, все верно, - отметил он, - но сперва я в уединении день, а то и два просто недалеко гуляю, ловя те мгновения, которые и позволят в конце концов приступить к живописи». «Какие? – поинтересовался я. «Согласие души, - пояснил он, - душа моя должна дать свое согласие, чтобы я мог начать писать».
С годами, в своих дневниках я собрал немало таких свидетельств. Каждый раз, записывая впечатление от очередной подобной встречи, мне приходила только одна мысль: До чего же удивительно отношение мастеров к своему делу! Такое ощущение, что они более никак уже не смогут начать таинства творчества, как только вот с таким удивительным трепетным подходом. Так, будто ведают они незнакомое нам, обыкновенным, величие Духа созидающего, Духа творящего, пред которым и нельзя по-другому быть. Не любовь ли это?
Действительно, разве кто из нас не испытывал чего-то подобного, когда предстоял пред тем, в кого был глубоко влюблен?
Есть такое состояние души, как благоговение. Это глубочайшее уважение, почтение к кому-либо или к чему-либо, преклонение перед кем-либо или перед чем-либо. Оно возникает чаще всего пред Господом в молитве.
Ни пред Господом ли стоит душа мастера, пред началом всякого дела? Ни оттого ли эти тонкие, едва уловимые движения исходят от них? Это и есть творчество, когда ты всякий раз с необычайным трепетом ждешь разрешение к тому, чтобы прикоснуться сердцем к Величайшему из великих – к Богу.
Терентiй Травнiкъ.
Из книги « Из поэтической словолаборатории». 2017
Слушая его, я вдруг вспомнил, как по случаю стал свидетелем передачи холодного оружия воину-самураю, когда тот, получив саблю-катану, лишь слегка выдвинул клинок из ножен и самозабвенно прикоснулся к нему губами.
Как-то раз, подвизаясь в монастыре и находясь в храме, я опять увидел нечто подобное. Вошедший инок, пройдя мимо меня, подошел к образу Богородицы, замер пред ним и долго стоял, буквально не дыша. Потом перекрестился, снял скуфейку и приложился сперва устами, а потом челом. Уходя, он встретился со мной взглядом. Мы оба немного смутились, он же положив правую руку на грудь себе, едва заметно поклонился в мою сторону.
Есть у меня друг, известный художник, дружим с юности. Как-то я гостил у него в мастерской за городом. Случилось, что я наблюдал, как он не спеша выставляет мольберт на улице, выкладывает краски, кисти. Я поделился с ним тем впечатлением, кое на меня произвело все это. «Да, все верно, - отметил он, - но сперва я в уединении день, а то и два просто недалеко гуляю, ловя те мгновения, которые и позволят в конце концов приступить к живописи». «Какие? – поинтересовался я. «Согласие души, - пояснил он, - душа моя должна дать свое согласие, чтобы я мог начать писать».
С годами, в своих дневниках я собрал немало таких свидетельств. Каждый раз, записывая впечатление от очередной подобной встречи, мне приходила только одна мысль: До чего же удивительно отношение мастеров к своему делу! Такое ощущение, что они более никак уже не смогут начать таинства творчества, как только вот с таким удивительным трепетным подходом. Так, будто ведают они незнакомое нам, обыкновенным, величие Духа созидающего, Духа творящего, пред которым и нельзя по-другому быть. Не любовь ли это?
Действительно, разве кто из нас не испытывал чего-то подобного, когда предстоял пред тем, в кого был глубоко влюблен?
Есть такое состояние души, как благоговение. Это глубочайшее уважение, почтение к кому-либо или к чему-либо, преклонение перед кем-либо или перед чем-либо. Оно возникает чаще всего пред Господом в молитве.
Ни пред Господом ли стоит душа мастера, пред началом всякого дела? Ни оттого ли эти тонкие, едва уловимые движения исходят от них? Это и есть творчество, когда ты всякий раз с необычайным трепетом ждешь разрешение к тому, чтобы прикоснуться сердцем к Величайшему из великих – к Богу.
Терентiй Травнiкъ.
Из книги « Из поэтической словолаборатории». 2017