Мне повезло, и я пришел в поэзию к сорока годам. Много раньше была живопись, была музыка, были песни, были стихи, было всё, но не было поэзии. И всё потому, что ей не хватало моих лет. Поэзии года необходимы, ей нужен опыт пережитых радостей, потерь, мучений, встреч и расставаний, ей нужна любовь, но вся до мелочей, ей нужна смерть, и ей нужна жизнь, жизнь художника. Именно она, вся моя жизнь, и стала полем, в которое с такой непреодолимой волей как-то раз вошел плуг поэтического пера. Застонало поле, сжалось всё, зарыдало, но выдержало, и полетели тогда в первую, глубокую рану-борозду зёрна слов, и взошли строки, но это были не просто стихи, эта была поэзия. Она хлестала меня по спине со всей неистовостью возницы и гнала дальше, заставляя всё глубже и глубже вонзать плуг в плоть собственной жизни…
Было нелегко, но тогда мои годы пришли мне на помощь, и я понял, что устою, что неистовое слово не разрушит меня и я выдержу его наипрекраснейшую всевластность.
Сорок легионеров моих лет выстроились в ряд, сложили щиты внахлёст и замерли. Это были минуты подлинного счастья, облачённого в драму, это были минуты, когда всякий отказ слову был бы равносилен отказу от жизни. Слово замерло и промолчало. Всякий, понимающий сейчас то, о чём я говорю, знает, что это и был знак согласия.
Терентiй Травнiкъ. Из книги «TABULAS».
Было нелегко, но тогда мои годы пришли мне на помощь, и я понял, что устою, что неистовое слово не разрушит меня и я выдержу его наипрекраснейшую всевластность.
Сорок легионеров моих лет выстроились в ряд, сложили щиты внахлёст и замерли. Это были минуты подлинного счастья, облачённого в драму, это были минуты, когда всякий отказ слову был бы равносилен отказу от жизни. Слово замерло и промолчало. Всякий, понимающий сейчас то, о чём я говорю, знает, что это и был знак согласия.
Терентiй Травнiкъ. Из книги «TABULAS».