Вспоминается время, когда мне было немногим меньше тридцати. Я крестился и с большим энтузиазмом начал стараться следовать законам жизни духовной. С каждым новым месяцем своего воцерковления я брал всё новые и новые обязательства и старался их выполнить. Чем-то это было похоже на спортивные состязания с собственной леностью и безволием. Росло количество земных поклонов, ежедневное вычитывание акафистов и хождение в храм при любой возможности. Постепенно к этому прибавились аскетические опыты и паломничество по святым местам. Религиозная литература вытеснила светскую, одежда сменила оттенок – в основном на чёрный, а в пище стала преобладать постная составляющая. А ещё была объявлена война всем вредным и подобным им привычкам. Сие усердие продолжалось лет пять и закончилось полным поражением моей воли. Как-то неожиданно стал я позволять себе послабления, и душа, как ни странно, приняла их с благодарностью. Тогда я не знал, что именно с этого и начинается движение в сторону духовного внутри себя. С годами пришло принятие многого из того, что так старательно вытесняла из меня моя гордыня, маскируя всё под добродетели. Я и не заметил, как при строгости постного опыта почти растерял кротость и простоту, воздвигнув на пьедестал воинственное законничество с ничем не объяснимым упорством. Царство Божие силой нудится – знал я и старался что есть мощи следовать этому…
Ничего не получилось – всё лопнуло под напором страстей и эмоций, которые оказались настолько живучими, что на них не действовали никакие известные мне средства. Я упорно старался убедить себя в верности выбранных мною методов, но всё равно что-то невидимое стояло между моей душой и сердцем, не позволяя им соединиться. Прошло почти десять лет, и вот в один из вечеров ко мне пришла спасительная идея: я решил освободить себя от всего духовного: снять с себя всё это как одежду, но делать так до тех пор, пока у меня это получается. Ушли аскетические дни, исчезло сыроядение, сократилась почти часовая молитва, ушло и многое другое — осталось только то, что не смогло уйти. Такового оказалось настолько мало, что поначалу это смущало. А чутье подсказывало, что так оно и должно быть, и в этом — правда. Таким образом, после почти пятнадцати лет упорного рвения, я пришёл к тому, с чего начинал. Но это не было поражением, потому как у меня появился личный опыт, и тогда я начал всё снова, только теперь уже не рвался и не обольщался, а просто жил себе и жил. Кто-то даже подумал, что я отошёл от веры, но я никому ничего не объяснял. Постепенно моя вера стала совсем незаметной для окружающих: отныне вся её суть заключалась для меня в порядочности и следовании собственной совести. Я перестал думать о том, как смотрюсь в контексте православного человека; перестал замечать в других то, что когда-то трактовал как неподобающее для человека, а тем более — верующего. Я смирился, а точнее, принял себя таким, каким, по моему мнению, и был создан Богом. Прошло ещё немного времени, и я стал благодарить Бога за то, каким он меня создал – со всеми моими противоречиями. И вскоре произошло самое главное: страсти стали терять свою силу! Оказывается, они не выносят нашего невнимания – вот и всё! На достижения этого состояния у меня ушла четверть века проб и ошибок, потерь и разочарований – четверть века самой обычной, как оказалось, духовной жизни.
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга вторая.
Ничего не получилось – всё лопнуло под напором страстей и эмоций, которые оказались настолько живучими, что на них не действовали никакие известные мне средства. Я упорно старался убедить себя в верности выбранных мною методов, но всё равно что-то невидимое стояло между моей душой и сердцем, не позволяя им соединиться. Прошло почти десять лет, и вот в один из вечеров ко мне пришла спасительная идея: я решил освободить себя от всего духовного: снять с себя всё это как одежду, но делать так до тех пор, пока у меня это получается. Ушли аскетические дни, исчезло сыроядение, сократилась почти часовая молитва, ушло и многое другое — осталось только то, что не смогло уйти. Такового оказалось настолько мало, что поначалу это смущало. А чутье подсказывало, что так оно и должно быть, и в этом — правда. Таким образом, после почти пятнадцати лет упорного рвения, я пришёл к тому, с чего начинал. Но это не было поражением, потому как у меня появился личный опыт, и тогда я начал всё снова, только теперь уже не рвался и не обольщался, а просто жил себе и жил. Кто-то даже подумал, что я отошёл от веры, но я никому ничего не объяснял. Постепенно моя вера стала совсем незаметной для окружающих: отныне вся её суть заключалась для меня в порядочности и следовании собственной совести. Я перестал думать о том, как смотрюсь в контексте православного человека; перестал замечать в других то, что когда-то трактовал как неподобающее для человека, а тем более — верующего. Я смирился, а точнее, принял себя таким, каким, по моему мнению, и был создан Богом. Прошло ещё немного времени, и я стал благодарить Бога за то, каким он меня создал – со всеми моими противоречиями. И вскоре произошло самое главное: страсти стали терять свою силу! Оказывается, они не выносят нашего невнимания – вот и всё! На достижения этого состояния у меня ушла четверть века проб и ошибок, потерь и разочарований – четверть века самой обычной, как оказалось, духовной жизни.
Терентий Травник. Из книги "Записки обыкновенного человека".
Книга вторая.