Попробовал быть хулиганом – не понравилось, попробовал и тихоней, но тут же наполучал от хулиганья пинков и затрещин, что тоже не бодрило. Примерно так я расставался с детством и входил в отрочество. Многие из приятелей радовались тогда взрослению, а я скучал, поскольку ничего из предлагаемых бонусов меня особо не привлекало. Пубертатный период настойчиво заставлял расстаться с мечтой и взглянуть на жизнь реально. И если мои ранние пьесы для фортепиано, которые писал легко и непринуждённо, предназначались для сказочных существ, коих я предостаточно встречал, как только оказывался на улице, то теперь жизнь по-хозяйски втягивала меня в рамки социального императива, основу которого составляло требование понравиться девочкам. Конечно же, я и не догадывался, что мою упорядоченную душу подтачивали изнутри гормоны, а потому всячески сопротивлялся зову плоти. Выработав в себе привычку быть отстранённым от девчонок, тем не менее я мечтал о неземной любви, причем инициатором сего таинства должен был быть непременно я. Скажу честно, что влюблялся я безобразно много и часто, но все мои избранницы ничего об этом не знали. В своих желаниях я доходил до высочайшего уровня нежности и представлял, что смогу горы свернуть, если только об этом попросит хотя бы одна из них. Вскипающая кровь обучала меня музыке и живописи, наукам и простым бытовым премудростям — всему, что могло бы расположить ко мне хотя бы одну из девочек, а лучше — всех сразу. Я мечтал о подвигах, но случай был не на моей стороне и не предоставлялся. Единственное, чем я привлекал к себе внимание, так это знаниями, а знал я действительно много и при этом умел неплохо рассказывать. Представительницы ангелоподобной половины человечества слушали меня с должным интересом, а дальше нужен был подвиг, но для него постоянно не хватало какой-то одной составляющей, без которой подвиг не складывался. И вот я влюбился! Но теперь уже, как мне показалось, глубоко и настолько основательно, что решил покорить свою фею исполнением Well Tempered Clavier, а проще, Хорошо Темперированного Клавира Баха. Кто понимает о чём я, то скажу, что замах — почти на подвиг! Учил я это баховское пальцефилигранство с месяц, но так и не смог сыграть гения без сбоя. Тем не менее — исполнил… Ей не понравилось, и чтобы хоть как-то поддержать свой статус, стал тут же играть «Миллион алых роз». На этом всё и завершилось: она ушла... Ушла к другому, который явно с Бахом был не в ладах, но зато имел наколку на руке — стрелу амура, и от него пахло табаком, а с этим в пятнадцать лет не поспоришь. Но я не отчаялся и, пережив утрату, вскоре снова влюбился и , ко всему прочему, еще сильнее прежнего, и это была - Музыка! Помимо фортепиано я, как сумасшедший, осваивал гитару, мандалину, флейту, кларнет и даже балалайку… К двадцати годам я был неплохим инструменталистом. Однажды, сидя на лавочке в больничном сквере, я импровизировал на теноровой продольной флейте, что и послужило встрече с моей будущей женой, которая к тому времени окончила Гнесинку. Позже она рассказывала, что я, как тот самый Нильс, вытащил её из норы забвения игрой на флейте и потащил за собой. То, что она проассоциировала себя с крысой, не впечатлило, но потерять статус Нильса было бы непоправимой ошибкой. И всё-таки я был и остался убеждённым и совершенно неисправимым романтиком. Отчасти это — ключ ко многим моим картинам, мелодиям и, конечно же, стихам, но это уже совсем другая история…
Терентий Травник. Из книги "Больше, чем почти".
Терентий Травник. Из книги "Больше, чем почти".