Временное не постоянно

В жизни должно преобладать только одно желание – это успеть. Слава богу, что я это понял довольно-таки рано, а потому старался максимально глубоко проживать всё, что со мною случалось и доводить начатое до конца. Меня часто спрашивают, каким образом я успел так много сделать в своей жизни, как говорится, хватит на несколько. Ну, во-первых, как оно может хватить, если мне и самому этого до сих пор мало, а во-вторых, сделал столько потому, что всё время стремился успевать.
А всё началось с детства. И чем я становился старше, тем больше замечал, как моя жизнь тоже набирает скорость, предлагая мне не отставать. И я не просто торопился, но должен был как-то, но успевать за всем, что предлагали мне творческие обстоятельства! Признаюсь, это оказалось не таким простым, как может показаться. Достаточно попробовать начать возвращать на свое место все, чем вы только что пользовались, и вы убедитесь, что это так. Благодаря своим родителям, главным образом отцу, я был с детства приучен к бытовой аккуратности, а потому, учась в школе, этой проблемы для меня не было. Очень скоро я почувствовал удобство от того, что знал где и что у меня лежит. Единственное, что я тогда не понимал, что это было моим самым первым знакомством с таким явлением жизни, как наше с вами время. Благодаря неплохой внутренней организованности я успевал делать быстрее и лучше многих моих сверстников, причем неким бонусом этому было то, что у меня всегда было немного свободного времени, в отличие от моих друзей. Достигнув периода отрочества и записавшись во все доступные для меня секции и кружки, я довольно-таки быстро израсходовал этот запас и стал изобретать способы его пополнения. Я менял распорядки дня, отказывался от лишнего, пересматривал рабочие схемы, длительности прогулок и встреч, короче постоянно придумывал механизмы усовершенствования собственной деятельности, дабы получить больший результат с наименьшей тратой времени. В какой-то момент именно время для меня стало самой весомой, если не сказать безупречной расчетной единицей, эдакой универсальной бесценной валютой бытия. Как-то раз я, придя из школы, не поленился и просчитал всю человеческую жизнь, разложив её на месяцы, дни, часы, минуты и даже секунды. За основу я взял 70 лет. Мне казалось, что это наиболее верно, если брать в расчет нашу с вами активность. Получилось порядка 25 000 дней и ночей. Да-да, дорогие мои, именно столько мы и живем. Вычтя из полученного время на детство, сон, разного рода простои типа транспортных и приемов пищи, я получил на удивление мало дней на все остальное и это при условии, что вы не работаете и не болеете. Короче говоря, на творчество и самореализацию нам отведено чуть больше года, так что стоит задуматься насчет перекуров и разного рода иных расслаблений. В общем, результат меня настолько поразил, что я срочно стал думать, каким образом можно раздвинуть рамки допустимого и получить больше времени. Тогда я учился в институте и мне в руки попалась Библия и то из нее, где говорится о том, что тому, кто имеет, тому прибудет, а тот, кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Я был уверен, что это относится именно к нашему с вами времени. Я вновь стал искать способы войти в режим осознанного управления временем собственной жизни, дойдя до того, что влез в теорию относительности Эйнштейна. В его знаменитой формуле, где энергия зависит от массы и квадрата скорости света, есть переменная времени и эту формулу легко переписать в сторону неё. Сделав это, я убедился, что время обратно пропорционально энергии, т.е. чем больше энергия, тем меньше у вас времени. Философски это было непостижимым, и я отложил изыскания до лучших времен. Это действительно оказалось гораздо труднее, чем заработать хорошие деньги. Ничего путного не складывалось, и тут мне показалось, что деньги вполне способны на то, чтобы увеличить мое время, ведь, не случайно англичане именно деньги и связывают со временем (тайм из мани). Идея мне понравилось, оставалось понять, как зарабатывать, но так, чтобы расходовать как можно меньше времени. Я был готов тратить силы, много сил, тратить что угодно, но только не время. Тогда я еще не понимал, что потраченные силы потребуют от меня вернуть им время на их же восстановление и этого времени может потребоваться гораздо больше, нежели было потрачено. Но к счастью, знание пришло довольно-таки быстро, и убедившись в нецелесообразности метода, я от него отказался. На какой-то период я отказался и от гонки за днями и часами, отдав себя на откуп плавного течения жизни. Тогда мне казалось, что именно так я смогу войти с бытием в резонанс, и оно мне само откроет свои тайны. Увы, но этого не случилось. Период лени сменился резким недовольством собственной слабостью с последующим наверстыванием упущенного. Слава богу, успел. На тот момент я подошел к отметке в сорок лет, когда, как говорится впереди может не быть ума, если его нет сейчас. Почему-то я отнесся к этому серьезно и на всякий случай прошел массу IQ-тестов с более, чем хорошим результатом. В течение месяца я снова пересмотрел свой режим, направив пару, с небольшим, часов в сторону структуризации собственной деятельности. Утомляло большое количество связей, но в них я видел необходимость ради перспективы того, чем я занимался. И тут новый сбой. Как оказалось, мало просто творить, необходимо было параллельно находить пути для социальных выплесков того, чем я занимался, а на это снова требовались силы, а главное, что время. В какой-то момент я обнаружил, что всё, что было создано мною за предшествующие двадцать лет, начинает набирать вес и работать на меня, причем не просто, а экономя мои силы, а главное время. Таким образом, в сорок с небольшим, время впервые протянуло мне руку помощи и предложило переговорить. Условие, которое оно мне поставило, было простым – не валять дурака, правда, каким образом это делать, время не уточнило. Три года я вел позиционные бои за право оставаться в творческой среде с выходом на доктринальную линию. В сорок три я написал: сорок третий – год военный, до победы еще два. Вот и я сижу в окопах и пишу стихами что-то, и гудит конечно ветер темной ночью в проводах. Это было претенциозным воззванием к самому себе и оно, как я теперь понимаю, удалось.

Я хорошо помню тот день, когда я был на даче, и мне в руки попался листок со стихами моего знакомого поэта, ставшего моим наставником в поэзии, Владимира Шурбакова. Это было ранней осенью. Почему-то я взял и прочитал стихи вслух, потом ещё и ещё раз и вдруг понял, что я так тоже умею. «Иду в поля, где в зелени травы, на бабочек ромашки так похожи, и облака в потоках синевы, как ангелы над красотою божьей…»
Я сел на велосипед, взял с собой листок со стихами и поехал в поле, благо оно у нас недалеко, большое и очень красивое. Я выехал на его середины, достал стихи из кармана шорт и снова начал их читать. Я делал это всё громче и громче, пока не перешел на крик… В этом момент я увидел перед собой в небе, в этом самом потоке синевы, огромное облако, разительно похожее на ангела, упал на траву и расплакался. На этот раз я окончательно и бесповоротно понял, что только литература, а может даже и поэзия станут тем, на что уйдет всё оставшееся, отведенное мне жизнью время. Я вернулся домой, завел будильник и почему-то перевернул старые песочные часы, которые я очень любил. Сел и стал смотреть, как ссыпается в них песок. Потом я взял листок бумаги, ручку и написал то стихотворение, которое вы прочтете в конце.
С этого дня я стал успевать еще больше, причем даже тогда, когда в моей жизни случались неприятности. Складывалось впечатление, что отныне я не просто знал, что мне делать, но ещё и как, с кем и когда. Мне начало хватать времени, а оно все прибывало и прибывало. Все это выглядело так, словно бы вселенский банк неимоверно поднял ставку рефинансирования, и я начал получать огромные проценты от любого сэкономленного дня, а то и часа. Но когда дело стало совсем хорошо, ко мне вновь подошло время и попросило, чтобы я начал уделять его тем, кому его не хватало, причем делал это безо всякого возврата с их стороны. Довольно-таки скоро я снова стал уставать, а песочные часы моей жизни не стремились крутануться на 180 градусов. Мне вновь нужно было решать задачу времени, и я понимал, что за правильным решением откроется нечто большее, скажем, новая ступень бытия. Мне казалось, что на этот раз я столкнусь с той самой точкой сингулярности, после которой изменится панорама бытийности и я, наконец, выйду к реальной перспективе горизонта событий. Если б я тогда знал, что на всё это мне потребуется пятнадцать крайне непростых лет жизни, то не выглядел бы таким самоуверенным юнцом и это-то на пятом десятке, но я и с этим справился.
В моем доме много часов и все они ходят. Обычно я их выстраиваю так, чтобы они били по очереди, так учил меня мой отец. В январе этого года, на Рождество я все их остановил, оставив только те, что в моем кабинете. Это произошло на святочной неделе – время снова заглянуло ко мне в гости, зашло в комнату, село в кресло, внимательно посмотрело на меня и вдруг впервые попросило не спешить, объяснив мне, что мой поезд задерживается и у меня еще есть не просто вагон времени, но и маленькая тележка, о чем, собственно, я и мечтал всю свою жизнь, а теперь стихи…

Птичка, птичка-щебетунья
Прилетела на рассвете
Рассказать, что есть на свете
Тот, кого я должен встретить,
Что в пути он многолетнем,
За спиной он мне несет
«Ничего» на Новый год.
И в мешке, где «Ничего»,
Только слово от него,
Это слово ждал я долго,
И оно ко мне придет.

Я узнаю, что не знал,
Я услышу, что не слышал,
Я увижу, что не видно,
И моя печаль пройдет.

Птичка, птичка-щебетунья
Улетела в тот же вечер
И оставила мне вечность.
Я ее сложил в четыре,
И, открыв сердечко шире,
Эту вечность посадил.
На полив своею кровью
Я ее приговорил,
Чтобы вырастить с любовью
То «простое-препростое»,
В чем когда-то я и жил.

Терентий Травник. Из книги "Корни и семена".
(0 пользователям это нравится)