Кругом было тихо… От свечек
Тянуло топлёным медком.
С притвора вошёл человечек,
А дальше - всё больше бочком…
Смутился, встал, перекрестился,
И замер, как лист на воде,
И долго, и слёзно молился,
О непоправимой беде…
Какая же все-таки малость
Вершит проживания ход…
Болезнь, одиночество, старость
Меня навещают уж с год.
Прописанная небылица:
Буханка, горчица, рассол.
В окно залетела синица
И села на письменный стол.
Ах, тепло-пшеничная птаха,
С какой стороны принесут
Мне весть, что заточена плаха,
Что вызовут совесть на суд?
А в тридцать шестом королевстве,
Где нет ни буйков, ни границ ,
Всё так же, как в пройденном детстве,
Зимой кормят салом синиц.
Но я лишь горбушку с ржаного
Могу для тебя сохранить.
Хотя понимаю – пшеном бы,
Тебя напослед угостить.
Лети же, не буду перечить!
Лети ж, что есть мочи, на свет,
Как знать: может быть, человечек,
Проснется и мой человечек —
Впервые за тысячи лет…
Терентiй Травнiкъ
12 февраля 2019
Тянуло топлёным медком.
С притвора вошёл человечек,
А дальше - всё больше бочком…
Смутился, встал, перекрестился,
И замер, как лист на воде,
И долго, и слёзно молился,
О непоправимой беде…
Какая же все-таки малость
Вершит проживания ход…
Болезнь, одиночество, старость
Меня навещают уж с год.
Прописанная небылица:
Буханка, горчица, рассол.
В окно залетела синица
И села на письменный стол.
Ах, тепло-пшеничная птаха,
С какой стороны принесут
Мне весть, что заточена плаха,
Что вызовут совесть на суд?
А в тридцать шестом королевстве,
Где нет ни буйков, ни границ ,
Всё так же, как в пройденном детстве,
Зимой кормят салом синиц.
Но я лишь горбушку с ржаного
Могу для тебя сохранить.
Хотя понимаю – пшеном бы,
Тебя напослед угостить.
Лети же, не буду перечить!
Лети ж, что есть мочи, на свет,
Как знать: может быть, человечек,
Проснется и мой человечек —
Впервые за тысячи лет…
Терентiй Травнiкъ
12 февраля 2019